Новеллино

Такова была горестная и жесточайшая кончина пары любовников, историю которых рассказало мое жалостное перо. За этим последовала длительная и смертельная распря между их отцами, и много произошло кровавых схваток между их слугами. Но правосудию божию не было угодно допустить, чтобы столь великое злодеяние осталось неотомщенным, — и убийцы понесли кару. Когда со временем между прокаженными произошла ссора, один из них открыл, как произошло это дело. Услышав об этом, упомянутые бароны, согласившись между собою, послали людей в этот приют и, раскопав яму, нашли трупы благородных и несчастных любовников, и, хотя они были попорчены разложением, кинжал еще свидетельствовал об их жестокой и злой смерти. Их забрали из этого гнусного места, положили в деревянный гроб и увезли, а затем заперли все двери приюта и подожгли его снаружи и изнутри, так что все прокаженные, сколько их там было, в течение нескольких часов превратились в пепел вместе со всем своим имуществом, домами и церковью. Тела же покойных были перевезены в город Нанси при всеобщей печали, плаче и трауре не только родных, друзей и горожан, но и иностранцев. Они были погребены в одной гробнице, с благолепной и торжественной службой. А на гробнице начертали в память о двух несчастных любовниках следующие слова: «Завистливая судьба и злая доля привели к жестокой смерти двух покоящихся здесь любовников, Лоизи и Мартину, погибших в горестной страсти. Плачь и рыдай, ты, читающий это».

Мазуччо

Не менее ужасной и дикой, чем достойной слез и жалости, можно назвать рассказанную историю, содержание которой, уж и не знаю, даст ли другим то, что оно дало мне; и вот теперь, когда я вдруг повстречаю нищего или вдруг вспомню о чем-либо подобном, то всегда перед моими глазами предстают те двое несчастных молодых людей, в этом мерзком хлеву, крепко обнявшиеся и мертвые, покрытые грязью и залитые своей же собственной кровью, и от этого меня не только покидает всякое милосердное сострадание, которое я обычно испытывал по отношению к этим пораженным болезнью людям, но во мне зарождается столь большая ненависть, что кажется, сама природа подвигает меня на месть каждому из них за тех двоих несчастных любовников. А поскольку я помню, что ранее я обещал скрашивать какой-нибудь новой шуткой причиненные моим рассказом страдания, то теперь я отвожу мое перо от повествования о подобных несчастиях и, оставляя бедных любовников с миром, поведаю далее о другом случае, весьма отличном от рассказанного, каковой одни будут читать со слезами, а другие с не прекращающимся до самого конца смехом.

Новелла тридцать вторая

Великолепному мессеру Дзаккарии Барбаро[229]

Некая венецианка, помимо других многочисленных поклонников, любима одним флорентийцем. Он подсылает к ней свою служанку и приглашает ее от имени настоятельницы монастыря Санта-Кьяра[230]. Муж и она верят этому, и ее ведут, с тончайшим обманом, в дом флорентийца, где ночью вспыхивает пожар. Начальник ночной стражи отправляется пособить беде, находит даму, которую он тоже любит, и велит посадить ее в тюрьму; служанка флорентийца весьма искусно освобождает ее, а сама остается в тюрьме. Утром старуху ведут вместо молодой женщины в сенат; начальник ночной стражи остается в дураках, а дама возвращается к мужу без всякого посрамления.

Посвящение

Если, великолепный и великодушнейший мессер Дзаккария, тебе на какое-то время запрещено теми, кто облечен властью, вкушать нежные и сладкие плоды твоей славной родины[231], то, я не сомневаюсь, тебе доставит большое удовольствие насладиться ароматом ее прекрасных цветов; но этой-то причине и в память о нашей постоянной дружбе я решил изобразить для тебя в нижеследующей новелле ваши прелестные венецианские цветы, которые, хотя они и были сорваны флорентийской рукой, все-таки доставят тебе удовольствие по самой своей сути, ибо осмотрительные и мудрые люди имеют обыкновение на досуге развлекаться подобными веселыми историями. Vale.

Повествование