Новеллы

Над кирпичным заводом поднимались вытянутые короба труб, но лохматых клочьев дыма не было видно. Вагонетки, забитые снегом и льдом, неподвижно повисли на тросе, протянувшемся от глиняного карьера до прессовального цеха. Время от времени по вымершему заводу проползал какой-нибудь отощавший доходяга. Повсюду были разбросаны слепленные на скорую руку домишки рабочих. У одного на крыше торчал кусок широкой водопроводной трубы, не дымивший уже четвертые сутки, у другого полтрубы снесло ветром — но и здесь не топили печей. Ни угля, ни работы, ни еды не было уже третий месяц. Тяжело больной управляющий заводом с осени не вставал с постели. Выплевывал по кусочкам собственное легкое. Заводские не любили его и нисколько не жалели, полагая, что именно из-за его болезни не ведутся работы, которые, несмотря на зимний сезон, любой другой, здоровый, управляющий мог бы предложить доведенным до нищеты рабочим.

Судя по красным дням календаря, была как раз масленица. Ряженые уже почти не попадались — масленица догуливала свое лишь на витринах писчебумажных лавок, где между подвешенными на веревочках костюмами королей, героев и юродивых тосковали непроданные маски красноносых мандаринов, их косоглазых подданных и курчавых негров. Дети подолгу разглядывали их, но все стоило так дорого, что только глазами и можно было насытиться.

Странная выдалась в том году масленица: на одной из уличных скамеек, разумеется, смеха ради, притворялась мертвой закутанная в черный платок женщина, в руках она сжимала окоченевшего младенца. Еще один тип устроил, по всеобщему мнению, маскарад: разлегся на льду реки, откинув разбитую голову и словно подзывая глазеющих на него с берега любопытных: спускайтесь, мол, ко мне, гляньте, какой у меня удачный костюм… и безропотно подставлял их взглядам расшибленную вдребезги, забрызганную льдинками мозга голову. Не было недостатка и в повешенных на деревьях чучелах. С ними по утрам на потеху себе забавлялись пьяные и оживляли эти карнавальные чучела, принесенные в жертву смерти. В излюбленном месте городских гуляний на дуплистом дереве висел на длинной веревке, дважды обмотанной вокруг шеи, старик. Потешно сдвинув ему на лоб шапку, ветер весело пинал его… но одеревеневшие руки и язык… бр-р-р, кто-то все-таки испортил в этом году масленицу.

Тем временем среди заводских объявился некто Тир, языкастый парень, перепробовавший в своей жизни тысячу профессий. Он пришел в эти места недавно, но не за тем, чтобы подыскать работу… скорее разведать хотел, что и как. Угощал рабочих жевательным табаком, а когда и настоящим куревом, и с невинным видом расспрашивал приютившего его хозяина: что тот думает, долго так будет продолжаться? Этот Тир, к примеру, утверждал, что в дни потеплее могла бы найтись кой-какая работенка; в такие дни, говорил он, можно бы загружать в вагонетки взорванную, но не убранную из-за дождя глину, перевозить ее под навес; в такие дни, говорил он, заводские каменщики могут подправлять кладку в старых, выжженных печах, ремонтировать стены жилых домов, трубы и черепицу на крышах. Слесарная мастерская тоже могла бы работать, потому что, вы только посмотрите, сколько кругом валяется вагонов без колес, рельсы растрескались, уже давно пора бы сделать новые заводские ворота… и колесным мастерам есть чем заняться: вагонетки из-под кирпича, втулки там разные… ну а женщины могли бы сбивать рейки для черепицы, еще могли отливать гипсовые фигурки: карликов, гномов, букетики цветов, которые по весне живо раскупят, чтобы украшать сады.

И ему, Тиру, охотно верили, потому что другие тоже полагали, что работа будет, стоит только заводскому начальству захотеть, осмелься только этот хвороба-управляющий обратиться в главную контору с предложением.

Слухи повсюду вызывали воодушевление, но, увы, то были всего лишь слухи… они как появились, так и исчезли. А голод и недовольство росли. Тир без конца рассказывал всем о Китае, откуда он недавно вернулся и где он, дескать, был секретарем какого-то генерала, пока того генерала не повесили за то, что он обворовывал народ. Говорил, что в Китае больше не осталось ни одного бедного человека… что всех китайских банкиров посадили полгода назад на корабль, где команда сумасшедшая… и безумные матросы пустились с банкирами бороздить океан и будут до тех пор скитаться на своем чудно́м судне, пока банкиры, как аисты, не научатся стоять целыми днями на одной ноге и не начнут плакать от страха и смеяться как безумные.