Новеллы

— Хороши шуточки! Слыхали! Церковь небось отгрохали, даже две, а нам так ничего и не сделали! Вот возьмем и здесь поселимся, в управе! Что им человек? Хоть удавись, жалкий оборванец! Сопля, клоп, вошь, поделом тебе… раз и к ногтю!

— Не уйдем мы, господин управляющий! Не уйдем! — орут вокруг.

«Это толпа, — думает господин управляющий, — с такой толпой разве что диктатор сладит. И правду сказать, куда мне девать их? Я связан, связан по рукам и ногам! И надо же было этому сброду осесть в моем округе. А теперь сам господин бургомистр интерес проявляет: «У вас, я слышал…»

Вот пошлю горемык этих в городскую думу, мечтает господин управляющий, ничего, пусть покажут себя во всей красе.

— Значит, осенью — крайний срок! Понятно? — говорит он, чтобы, по крайней мере, оставить за собой последнее слово.

Исидору не впервой разносить всяческие письменные уведомления и предупреждения. Придя сюда, он первым делом заворачивает в корчму, нагружается вином, водкой и пытается сойтись на короткую ногу с обитающими здесь темными личностями поселка.

— Да пойми же, — внушает он Мехмеду, который по праздникам всегда одет, как истый мусульманин, — мне ведь надо собрать подписи. Мне велят — иди в поселок. Я и иду. Хотя знаю, что меня здесь презирают и будут оскорблять, а я ведь сам бедняк. Вернусь вот, а господин инженер сразу: «Ну как, вручил?» — и будет смотреть подписи. Я потому и прошу вас, Мехмед, распишитесь, это ни к чему не обязывает.

Мехмед ковыряет в зубах. Он смотрит на Исидора с чувством явного превосходства и тихо спрашивает:

— Где? Покажите!

Исидор листает свою книгу; бормоча, читает по складам и наконец тычет пальцем:

— Вот здесь, будьте любезны…

Мехмед склоняется к книге.

— Здесь? — переспрашивает он, потом резко откидывает голову и что есть силы плюет туда, где должна стоять его подпись.

— Вот что им покажи, — сумрачно произносит он, — чахоточный мой плевок, мать твою так…

Исидор с ужасом замечает, что вокруг сгущаются тучи… и вот точно удары молний:

— Ну ты, проходимец… пенсионер… уши оборвем… чтоб духу твоего здесь больше не было!..

Дверь распахивается… и Исидор вываливается наружу… сердце у него обмерло, ноги подкашиваются… вот наконец он в безопасности, но тут его настигает корчмарь.

— Эй, гони-ка монету за выпивку.

По поселку идут две дамы. Перед ними — рой сбежавшихся детишек.

— Тетенька, дайте крейцер! — теребят они дам за юбки, да так, что одна из них едва сдерживается, чтобы не надавать им тумаков. Но не приведи господь. Такое начнется! «Да как она смела ударить моего ребенка!» — и откуда ни возьмись — бабы с горящими глазами, со скрюченными пальцами; «они и без того наказаны, покарай вас господь, лопни ваши глаза!».

— Элизабет, — говорит дама постарше своей спутнице, — пошли быстрее к Анне Марковской.

Но тут у них на пути вырастают старик и старуха. Старик слепой, жена ведет его. Оба плачут, и старуха вдруг толкает мужа:

— Возьми барыню за руку… — Слепой шарит рукой и хватает даму-благотворительницу за запястье. Благотворительница вздыхает. Что делать? Вот она, цена доброты, это неразлучно с ее призванием.

— Поймите же! У нас ничего нет! Мы идем лишь проведать Анну Марковскую.

Со стороны подвертывается какая-то молодка:

— Анне ничего уж не нужно. Без сознания она. Старики правы, ежели барыни что принесли, лучше нам отдайте.

Далее следует нечто вроде клоунады: один длинный тащит другого длинного, словно рыбак пойманную рыбину. Сзади рыдает женщина, на ходу вытирая слезы подолом. У того, кто несет, длинная шея и брюзгливый голос. У того, кого несут, с шеи свисает веревка, а меж зубов виден язык. Лицо его залито синевой. Он бос, пальцы на ногах растопырены и торчат, как гвозди. Тот, что несет труп, подходит к благотворительницам.

— Вот, понюхайте, — говорит он и обращается к собравшейся толпе: — Отнесу его господину управляющему.

Вперед выходит маленький Кучера.

— Ну-ка, покажи мне Борбаша.

Он рассматривает повесившегося. Ослабляет петлю на шее.

— Так, — говорит он, — лучше отнеси его в больницу. Или нет, знаешь что, там на углу сейчас торчит тип, который корчил из себя большого начальника, когда мы украли гуся… отнеси-ка ему на пост и скажи: «Господин полицейский, вот тот самый, что гуся украл. С горя повесился, когда понял, что больше никогда не сможет воровать». Так и скажи, и оставь Борбаша у него на посту.