Новеллы и повести

Щелкнул засов, и остался Войтек Келза снова один. Прошелся раз и другой от стены до стены, вздохнул, охнул и тяжело повалился на койку. Закрылся с головой своим пиджаком, отвернулся к стене и заснул прежде, чем успели завладеть им тяжелые мысли.

Перевод Г. Волошиной.

Завтра

Памяти тех, кто пережил муку ожидания. Их мысли, работающей в последнюю бессонную ночь. Их одинокому мужеству.

Когда его привели обратно в камеру, он остановился на пороге, но дверь позади сразу же захлопнулась и щелкнул засов. Конечно, та же камера. Однако он долго невидящим взглядом осматривал знакомые предметы, со странным ощущением потрогал книги, бумаги, лежавшие на столе. Да, да. Те же книги, та же койка… И все-таки не те. Другие.

Он ходил по камере, стремясь поймать, нащупать эту неуловимую перемену. Но мысли никак не складывались в форму отчетливого вопроса. Обрывок недоумения, зыбкое слово, напрягшееся в тяжком усилии. Отгадать, отгадать, вспомнить… Мысль, не приняв никакого обличья, уже стиралась в памяти, ускользала из рук. Кто-то ее оборвал… Ах, это не имеет значения.

Отзвуки неузнанной мелодии наплывали издалека; их тотчас же заглушал нарастающий ритмичный гул. Звуки вспыхивали и гасли — таинственная ли музыка, а может, ветер?

Он ловил мгновения тишины, в ней легче опознать слова, удержать мысль. Трудно, как трудно… Ведь все сущее отдалилось, сузилось до крохотной точки, и даже самое ясное, самое громкое из того, что свершалось за невидимой гранью, доносилось сюда еле слышным шепотом. Что говоришь? Что говоришь ты? Ответь внятно встревоженной душе.

Прямой солнечный луч ясной полоской лег на каменный пол. Живой, радостный свет с немыслимо далекого неба. Пылинки весело хороводились в нем, сверкнули белизной стены, и каждая вещь принарядилась празднично. Светлые блики, неведомо чем отраженные, прыгали перед глазами, приковывали взгляд. Две неширокие радужные полоски подобрались к нему робко и легли рядом. Они коснулись души, осветили какой-то закоулок и оттуда выглянуло и улыбнулось ему полное живой силы воспоминание.

Весеннее солнышко заливает класс, припекает сквозь оконное стекло ребячьи спины и головы, заставляет сиять стены, страницы тетрадей, разложенных на черных партах. Изборожденное морщинами лицо старого учителя словно помолодело, встряхнулись книжные рыцари и греческие мудрецы и, как живые, повествуют что-то о далеких странах и давних временах. А совсем рядом, за окном, ходят люди, катятся пролетки, бегают собаки. Все существо мальчишеское переполнено радостью, душа рвется из класса, скорей прочь от этой духоты, скуки и греческой грамматики!