Не знаю, как долго Фицрой репетировал эту речь, потому что произнёс её без заминки. Хотя о чём это я? Ложь всегда давалась ему легко. А вот я почувствовала, как под ногами земля плавится. Не зная, чем занять руки, я крутила чёртов шлем и, как назло, выразительные кошачьи глаза и усыпанная блестящими камнями корона (Морган с Реншоу загорелись желанием разрисовать мне шлем и я просто не смогла им отказать) постоянно попадали в поле зрения бабули Вальенде.
— Очень рада, — пробормотала я, чувствуя, как отчего-то становлюсь почти такой же красной, как то легендарное платье, в котором я выиграла конкурс красоты, — Фицрой очень много о вас рассказывал. То есть… э…
От волнения я совсем забыла, что неплохо было бы назвать Фицроя по имени, но бабуля не дала мне договорить.
— Надеюсь, не только хорошее, — вынув изо рта трубку, произнесла она низким хрипловатым голосом, — потому что лести я не переношу.
— Я очень ценю это качество в людях, — отозвалась я.
— Пока только хорошее, — встрял Фицрой.
— Что ж, я подпорчу впечатление, — заявила старушка и её левретка утвердительно тявкнула. — Фостер, значит. У вас акцент, как у представителей среднего класса Фелильи, но вы не из Фелильи. Третий континент, верно? Лицо без гражданства с раздутыми амбициями? Как вы вообще доучились до четвёртого курса?
Ясно, бабуля мне не рада. Гонора в ней столько, что на всех ла риорцев с лихвой хватит. Но чувствуется, что он не на пустом месте развился. Энергетика её настолько сильна, что меня чуть ли не сметало от осознания собственной никчёмности. Держу пари, Алисия Вальенде — обладательница не одной стихии, а двух. Ставлю на воздух. А вот вторая… Огонь? Нет, скорее, земля. Вон как под ногами дрожит.
— Прекрасно доучилась, — ответила я. — Если бы моей целью было замужество и гражданство, я бы вышла замуж ещё на первом курсе, ибо красотой, как видите, не обижена. Умом тоже. Я здесь, чтобы отомстить эльвам за смерть родных и друзей, за разрушенные города, за годы страха, голода и нищеты.
— Вот это явно лишнее, сеньора Вальенде. И впредь я не позволю говорить в таком тоне с моей невестой, — сказал Фицрой и обнял меня за талию.
От неожиданности я чуть на месте не подскочила и вовремя вспомнила, что между влюблёнными, коих мы изображаем, объятия в порядке вещей.
Но бедовая старушка угрозы не испугалась.
— Надеетесь мстить эльвам? Ха! — говорила она. — Женщины в нашем роду не воюют, а сидят дома и воспитывают детей, разве вам Джедуардо не сказал об этом?
— Тяф, — поддакнула левретка.
Пока я мысленно пыталась найти связь между мной, Джедуардо (это так у Фицроя, что ли, в паспорте написано?) и детьми, он крепче прижал меня к себе. Мне же только и оставалось, что впиться подушечками пальцев в шлем и при этом постараться, во-первых, его не раздавить, а во-вторых, не взвыть и не провалиться под землю. Мой фиктивный женишок ни разу не огонь, но его ладонь и бедро жгли похлеще адского пламени!
— Мы сами разберёмся, как нам жить после свадьбы, и ваша задача — смириться с нашим выбором, каким бы он ни был, — жёстко сказал он. — А теперь прошу нас извинить. Нам пора. Матч вот-вот начнётся.
— Была рада познакомиться с вами, сеньора, — отозвалась я и улыбку выдавила.
Бабуля окатила меня внимательным взглядом и произнесла:
— Не пойму, огонь или земля?
— И то, и другое.
У старушки брови вверх поползли и скрылись где-то под шляпой. Она перевела взгляд на Фицроя.
— Правда?
— Правда, — подтвердил тот и зачем-то добавил: — После близости я все четыре чувствую.
Это настоящее преступление — при бабушке родной говорить о таком! Её же беречь надо, не то удар прямо здесь хватит! Но, странное дело, его слова явно пришлись ей по душе, потому что она резко подобрела и молвила совсем другим тоном:
— Жду вас к ужину в воскресенье. Обсудим детали помолвки. Хорошей вам игры, дорогие мои. Джедуардо, береги девочку, не то ты меня знаешь.
— К сожалению, слишком хорошо знаю, — бросил тот.
— К счастью, милый мой, к счастью. Не нужно меня провожать, я сама взберусь на этот ужасный помост.
Я впервые увидела, как она улыбнулась и потрепала собачку по голове.
Как только бабуля сунула трубку обратно в рот и засеменила к трибунам, где рассаживались зрители, я выпуталась из объятий «женишка» и набросилась на него с упрёками:
— Мы договаривались без всяких глупостей, а ты при бабушке говоришь чёрт знает что и лезешь со своими руками!
— О поцелуях шла речь, о руках ни слова.
— Я не приемлю ни того, ни другого.
— Стоять на расстоянии мили друг от друга — это как минимум неубедительно. Мои сразу заподозрят подвох.
— Тогда никакого ужина, ясно? С меня хватит. Я выполнила условие и познакомилась с твоей роднёй, теперь свою часть уговора выполняй!
— Сеньора Вальенде — не вся родня. Придётся играть роль дальше.
— Если в твоей семье все такие чокнутые, я умываю руки! Предупреждать надо!
— Слушай, Фостер, я согласился на твои условия, будь добра сыграть роль до конца.
— До какого такого конца?
— До победного, блин.
— Один ужин, на котором присутствует вся твоя семья, и всё. На большее я не подписывалась.