В северо-западном углу усадьбы, у самого перекрестка мостовых от территории усадьбы была выгорожена частоколом небольшая площадка размером 7X5 м. Со стороны мостовой она не была огорожена частоколом - этим как бы подчеркивалось общественное назначение территории. В начале XV в. здесь сооружена постройка размером 3 X 4,6 м. Стены ее срублены из толстых бревен, но признаков печи не было. Бытовые находки также отсутствовали. По-видимому, эта постройка предназначалась для уличной стражи (решетников), охранявшей в ночное время улицы.
Как уже говорилось в начале этой книги, в культурном слое Новгорода дерево сохраняется не во всей его толще, а включая лишь наслоения XV в. Хорошая же сохранность дерева начинается лишь в первой половине XV в. По этой причине мы не будем совершать отдельного путешествия в XV в., тем более, что на ряде усадеб застройка в первой половине XV в. практически ничем не отличается от застройки XIV в. Но на тех усадьбах, где в XV в. было что-либо интересное, мы выйдем за рамки XIV столетия и заглянем в XV в.
Застройка этого времени на усадьбе Б очень скромная и не вызывает особого интереса, но берестяные грамоты по-прежнему многочисленны и позволяют рассматривать владельца этой усадьбы как представителя феодального сословия. В этих грамотах чаще других фигурируют три имени: Грикша (т. е. Григорий), Фома и Есиф. Вот грамота № 122: «Слово добро от Есифа брату Фоме. Не забудь вызвать Льва насчет ржи. А вызвал Родион Падиногин. А иное все добро здорово. А ты то помни».
Но в другой грамоте (№ 124) уже несколько иной тон. Грамота сохранилась целиком, но в ней нет ни имени адресата, ни отправителя. Написана она очень коряво и не была закончена (и, следовательно, не была отослана). Вот ее текст: «Пришлите мне парубка Б оран а или Уду (очевидно, прозвища парубков. - П. 3.). Мне неможется. А лодку дай Павлу Соболецеву». И дальше начало непонятного слова.
В грамоте № 124 некая Марина просит своего сына Григория купить ей хорошей хлопчатобумажной ткани.
И вот еще грамота (№ 129): «Челобитье от Есифа брату своему Фоме, чтоб ты прислал воска, да меда, да овчины добросошье. По шубе сошьем… Да следи за Таней, чтоб она не блудила чего зря. Только начнет продавать… и ты у нее купи. А иное все добро здорово здесь».
Здесь же были найдены два письма от старост. В одном письме староста просит у господина каких-то распоряжений относительно села Пытарева. Вторая грамота (№ 242) содержит более конкретный текст: «Челобитье от Кащея и от половников. У кого кони, те плохи, а у иных нет. Как, господин, жалуешь крестьян? А рожь, господин, велишь мне молотить, как укажешь». Кащей, очевидно, ключник. Половники - крестьяне, работающие в барщинном хозяйстве на определенных условиях. Половники ждут, что вотчинник пришлет им коней.
Все эти грамоты убедительно показывают, что владелец имел свои вотчины, но ни облик усадьбы, ни приведенные здесь грамоты не говорят о зажиточности этого владельца. К концу XV в. усадьба окончательно захирела.
На усадьбе А, раскопанной лишь наполовину, нам трудно говорить об изменениях в планировке, и вообще о застройке ее мы судим по раскопанной стороне. В первой половине XIV в. эта сторона была по-прежнему застроена тесно, но застройка выглядела здесь значительно скромнее, чем в предшествующем периоде. Основной комплекс состоял из трех срубов - два площадью по 4С м2 и один площадью 20 м2. Это были хоромы, где жила семья владельца усадьбы и его слуги.
На расстоянии 2 м от этой линии построек проходила дворовая вымостка, начинавшаяся от мостовой Холопьей и тянувшаяся через весь двор. Ширина этой вымостки 3 м. От вымостки в восточном направлении отходила другая дорожка такой же ширины и мощенная такими же плахами. Она вела к небольшой хозяйственной постройке размером 4,5 X 4,3 м, расположенной вплотную к мостовой Холопьей.
Среди находок этого периода были обычные предметы домашней утвари, деревянная посуда, ножи, пряслица, гребешки. Довольно скромны были женские украшения - исключительно стеклянные бусы и браслеты.