Новик

Да, раненого татарского воина и этих двух новичков Аким, Петр и Федот добили без особенных проблем. В самой же крепости приключилась беда.

Стрелы — не самый надежный способ поражения. Это вам не пулей пятидесятого калибра всадит в живот. Энергия не сопоставима. Поэтому неприятели, хоть и падали, но далеко не все при этом умирали. Кое-кто просто терял сознание.

И когда их начали осматривать, кое-кто «ожил». Как итог два трупа и четыре раненых. Евдокии просто шею свернули, старшему сыну кузнеца горло перерезали. Устинку с Егоркой просто чуть порезали, но не сильно. Кузнецу ногу ножом повредили. И одной вдовушки руку рассадили, но неглубоко.

Зато опознать теперь эти все трупы было нельзя. Илья пришел в боевую ярость и, применив молоток, произвел контрольное размозжение черепных коробок. Местами до полного разрушения конструкции. Все-таки сын… да, не единственный, но он из него наследника растил. А тут такая боль.

— Вот и повоевали… — тихо произнес Андрей, снимая с головы мисюрку с бармицей.

— Попа бы… — также тихо произнес Кондрат, держа в руке свой шлем.

Глава 7

1553 год, 5 августа, поместье Андрея на реке Шат

Андрей закончил читать молитву над второй могилой. И, наклонившись, первым бросил в нее горсть земли. В этой погребальной яме лежала Евдокия, закутанная в наспех сделанный эрзац саван. Эта женщина ему не нравилась. Чего уж тут греха таить? Взбалмошная. Но он уже привык к ней. Да и порученные дела она исполняла очень аккуратно, если они были женщине привычны.

Марфа стояла рядом и пыталась выдавить из себя слезы. Хоть немного для вида. Все-таки она являлась матерью этого тела, к которому она уже привыкла и считала своим. Понятное дело, что эту женщину она вполне искренне ненавидела. И только уважение к старшим, воспитанное в ней с детства, запрещало открыто враждовать или как-то открыто демонстрировать свое отношение. Теперь же требовалось отдать дань последнего уважения и хоть как-то продемонстрировать свою боль утраты и сожаление. Их не было. И все вокруг это понимали. Но…

Рядом на коленях сидел кузнец Илья у могилы сына. На его суровом, обветренном лице были слезы, которых он ничуть не стеснялся. Но это не выглядело ни смешным, ни глупым. Хоронить собственных детей — мерзкая штука. Врагу не пожелаешь. Его супруга так и вообще, лежала на могиле и тихо вздрагивала в беззвучном плаче. Это было нормально. Во всяком случае так думал Андрей. Лучше сейчас дать волю чувствам и пережить в полной мере горе, нежели таить в себе и сожалеть всю жизнь.

Его очередная ошибка унесла первые жизни тех, кто волею судьбы доверился ему. Отчего на душе у него скребли кошки. Наверное, что-то подобное чувствует врач, хороня первого своего пациента. Или сержант, только оказавшийся на войне, в отделении которого начинаются потери… Мог ли он подумать о том, что недобитые новички-татары представляют такую угрозу для обитателей крепости? Там ведь кроме баб с самострелами еще оставались Устинка с Егоркой да два бобыля. Они этих раненых могли простыми кольями забить. Но не свезло… растерялись… с людьми, психологически не готовыми к войне, такое случается сплошь и рядом… Да, потом Устинка с Егоркой реабилитировались, но было уже слишком поздно…

Остальные обитатели крепости тоже присутствовали на похоронах. Но им все произошедшее было в целом индифферентно. Да, печальные лица. Однако горя в лицах не читалось. Кто им эти люди? А младший сын кузнеца был еще слишком мал для осознания потери.

Закопали.

Поставили деревянные кресты у ног. Заложив тем самым местное кладбище, под которое выделили небольшой холм в стороне от крепости. Да, Андрей уже производил захоронения. И своих бывших крестьян, и разбойников. Но то были братские могилы в низинах и оврагах, чтобы попроще и побыстрее. Нормальное же погребение он совершал впервые…

Третьего числа дядька Кондрат с Федотом и Акимом отправились в Тулу. Своим ходом. Потому что держать трофейный табун под стенами крепости было невозможно. Их попросту не прокормить. Ведь столько «волосатых мопедов» жрали траву вполне себе бодро. И через месяц все сто четвертей Андреева поместья были бы подстрижены до состояния газона.

Кроме того, в случае подхода даже отряда разбойников лошадей бы не удалось защитить. Как есть увели бы. А это деньги. Большие деньги. И этими деньгами Андрей решился распорядится достаточно необычно по местным меркам.

В этом табуне были только мерины. Причем типичных для региона легких пород, то есть, массой не более четырехсот пятидесяти килограмм. Какие-то мельче, какие-то крупнее, но в целом не больше предела ожиданий, и даже не упираясь в него. Большинство этих меринов находилось в диапазоне от трехсот пятидесяти до четырехсот кило.

Почему меринов? Почему не, допустим, коней?