Вот они убежали из плена — но как… Я бы, наверно, постыдился ходить раздетым по территории чужой страны, но у них двоих не было выбора. Разумеется, в критической ситуации еще и не то сделаешь… Слава богу, что мне за свою жизнь не приходилось сталкиваться с подобным. И как только Вадим со своими друзьями смог продолжить свой отдых, как будто ничего не случилось? Но я знал, что он никогда не принимал близко к сердцу случившееся с ним — единственными исключениями были убийство Лиановского и заказное — Павлова, который (негодяй какой!) во время его дня рождения сказал ему, что пойдет в ментовку, чтобы ему дали пожизненное. И была первая попытка самоубийства, к счастью — неудавшаяся. А потом — арест…
В изоляторе временного содержания Смолин сначала обругал его матом, потом ударил… И, если бы не Маликов, жестокого избиения (обычное дело в нашей русской ментовке) было бы не миновать. Второй хороший поступок, которого я не ожидал от этого слабохарактерного человека.
Ну, а дальше было неинтересно — я не стал внимательно читать оставшиеся страницы. Смерть бизнесмена Цыганова, отца его жены, в ночь на второе января и последовавшее за ней решение Вадима покинуть свою шикарную квартиру — подарок на свадьбу… Решил прочесть только последнюю часть, в которой узнал о встрече Вадима с Павловым. Я увидел, что тот стыдился своего поступка, но сделать ничего со своим желанием восстановить так называемую «справедливость» не мог. Да и не успел.
А когда я читал о том, как душа убитого явилась Вадиму во сне, то даже не сдержал слез. Да, я, не стыдясь, рассказываю об этом. Чего стоят мои слезы по сравнению с угрызениями совести серийного убийцы? Вот они-то и привели к тому, что он выбросился с десятого этажа…
Я положил тетрадь куда-то в сторону и продолжал размышлять о том, что только что прочитал. А слезы так и шли из глаз…
— Вы чего плачете? — вдруг услышал я голос Алексея, резко дернулся и испуганно посмотрел на него — ему, казалось, было лучше.
— Господи, вы уже проснулись… Просто читал дневник Вадима, и это так тронуло мою душу, что вот — не сдержался.
Он понимающе кивнул.
— Ну, тогда все ясно. Шестую часть прочитали? — я ответил положительно. — И как она вам показалась?
— Спасибо, что со мной такого не произошло… — передернул я плечами, словно мне стало холодно. Вспоминать все пережитое ими во французском плену — себе дороже. Почему на свете существуют люди вроде этого Радзинского? Не знаю ответ на этот вопрос.
— Это верно.
— С вами все хорошо? — обеспокоенно спросил я его.
— Да. Мне всего лишь надо было отдохнуть. Ну что, подумаем о нашем с вами расследовании?
— Не надо. Я позвонил начальнику нашего РОВД, и он обещал задержать Смолина. Завтра я с ним поговорю.
— А если это не он подбросил вашему другу героин? Что нам тогда делать?
— Может быть, его допрос наведет нас на какие-нибудь новые мысли?
***
С тех пор, как я получил записку с угрозой убийством неизвестно от кого (я искренне надеюсь, что этим проклятым анонимом окажется-таки Смолин — другому-то некому ведь!), я твердо решил, что останусь в Люберцах на время расследования. Пусть удивляется этот бывший мент: дескать, куда это он подевался? Может, он и знает о моем переезде — за мной ведь слежка… Но кто следит? За все время — ни в метро, ни на Казанском вокзале, ни в Кратово, ни еще где мне не встречался совершенно никто — обычных прохожих я в счет не беру. Бог весть, может, люди, нанятые «серьезными лицами» для слежки, так хорошо прятались… Но я же служил в спецназе и понимаю, когда рядом происходит что-то подозрительное. Однако ничего такого не было.
Оставшееся время до конца дня мы провели, не думая о нашем деле. Да и, честно говоря, мне было не до этого. Я боялся, как бы у Алексея снова не разболелась голова, поэтому, едва он проснулся, снова отправил его спать, предварительно вручив ему стакан воды и таблетку «цитрамона». Он настаивал на том, чтобы мы опять поразмышляли над делом, но я был непреклонен. Мне просто хотелось отдохнуть от всего пережитого. Так что он уснул, а я без цели бродил по его квартире, не зная, чем бы себя занять.
Я нашел лежавшую на подоконнике книгу и решил хотя бы почитать. Но, к сожалению, она оказалась на французском — а я его не знаю от слова «совсем». Знаю только популярные выражения, которые известны и русским. Лично у меня представление о Франции довольно слабое и основано на стереотипах, так же, как, наверно, у большинства россиян: я знаю, что в Париже есть Эйфелева башня, что французы едят лягушек, что существует роскошный Лазурный берег, где отдыхал ныне покойный Вадим… Но сейчас к этому добавилось еще кое-что: это страна, где его вместе с Крохиным едва не убили и его-то самого — прости меня, господи, за мои слова… — лишили чести. Зная это, я дал сам себе обещание никогда не ездить туда. Я, конечно, не убийца, так что такое мне не светит, но все равно, если я когда-нибудь приеду в эту страну, в памяти всплывут страницы шестой части дневника покойного, и захочется скорее вернуться обратно.