Новизна хуже старины (СИ)

Нашли мы его в кабинете, читавшего газету (не надо думать, что мы нахально ворвались к нему без стука: кабинет был открыт из-за жаркой погоды — наконец-то наступило нормальное лето вместо июньской аномалии). Заметив нас, Сергей спросил:

— Ну что, помог вам Лапшин?

— Очень помог. Мы взяли Горского-младшего: он сейчас в ИВС сидит.

— Молодцы, ребята! — обрадовался Сергей. — Идем, поговорим с ним.

Времени с того момента, как Максим очутился в изоляторе временного содержания, прошло совсем чуть-чуть. Бог весть, о чем он думал, пока мы искали начальника, но, когда мы показались на пороге, он даже не удивился.

— Здравствуйте, Максим. Меня зовут Сергей Павлович Крутовской, я здешний начальник. Ну что, расскажете, что случилось?

— Расскажу, — к моему удивлению, тот охотно согласился. — Надоело скрываться под маской честного следователя.

Дальше шла хоть и не очень длинная, но интересная история.

— В тот день у Альберта Маратовича был день рождения. Юбилей — шестьдесят лет. Естественно, он устроил гулянку прямо в отделе полиции, пригласил всех следователей, экспертов и остальных сотрудников. Мне, к несчастью, досталось место рядом с Шевченко. Ну, тогда я считал его нормальным человеком…

После того, как мы довольно много выпили, он задал мне такой вопрос:

— Ты, наверное, считаешь меня скромным?

Я, изумившись странности вопроса, ответил, что его таковым считает чуть ли не весь отдел. Ему этот ответ не понравился, и он начал мне рассказывать о том, как в молодости соблазнял множество девушек, а потом…

— Неподалеку жила одна девчонка, Вика. Крепкий орешек: никак не поддавалась на мои попытки поухаживать за ней. Ну, я со злости подкараулил ее вечером, ударил по голове, затащил в кусты и отымел. Классно было от того, что в моей власти такая непокорная девица. Ты не представляешь, как я ее ненавидел — поэтому я был с ней жестоким. Она очнулась, узнала меня и стала угрожать, что пойдет в ментовку и все расскажет. Я только рассмеялся ей в лицо: она сирота и жила в детдоме, а я сын «нового русского». На чьей стороне правда-то оказалась бы, а, Макс? — он пьяно засмеялся, а мне в эту минуту захотелось убить его. Я понял, о какой девушке шла речь — это была моя тетя. Красавица, умная, независимая…

Так вот почему Виктория, когда я ее спросил, знает ли она Шевченко, едва не расплакалась… О боже мой, почему я вообще решил помочь этому выродку?! Нагло врал мне в лицо, что невиновен! Алексей, услышав эту историю, побледнел и уставился на Горского с ужасом в глазах. Тот же казался спокойным, лишь глаза его выражали все, что творилось в его душе.

— Вика… Эта тварь ее… господи… — Крохин испуганно перекрестился. — Вот же мерзавец этот Шевченко! — мне в голову пришли те же самые мысли, только я их не стал озвучивать — стыдился того, что выдам целую матерную тираду. И я не понимал, как он может сдерживать эмоции, когда ему рассказали такую историю. Я бы выругался так, что у присутствующих здесь завяли бы уши, а он ничего такого не сказал, хотя его с Викторией связывали хоть и неудачные, но все же отношения. — Она не любила мужчин, я это по опыту знаю, но неужели надо за это насиловать?! Если бы не было моратория на смертную казнь, расстрела бы ему не миновать! А в милицию-то она обратилась?

— Нет. Эта мразь впервые сказала правильную вещь, что милиционеры не примут ее заявление. Он бы дал им много денег, и они бы еще, чего доброго, обвинили ее саму в том, что она оклеветала «бедняжку, у которого еще вся жизнь впереди». Это было в середине девяностых — они же послеперестроечные годы. В то время процветал бандитизм, вы же сами это знаете. Раньше-то, в СССР, такие вещи, наверное, не допускались.

— Не уверен… — сказал я.

А Горский, наконец вернувшись от лекции по истории нашей страны к тому, что было нам более интересно, продолжал рассказывать о случившемся:

— Но я чудом удержался от желания убить этого мерзавца, когда услышал из его уст такой ужас. Я решил отомстить ему более изощренным способом: я надумал ложно обвинить его в наркоторговле. Поэтому я украл из комнаты, где хранятся улики, героин, который мы изъяли несколько месяцев назад, и пришел к Шевченко домой.

Здесь я его перебил:

— Ты пришел? Когда? Я видел на видео с камеры возле его дома только машину твоего отца и его самого, но тебя не видел.

— Я пришел пешком — ведь мы живем на небольшом расстоянии друг от друга. Оделся просто, чтобы меня приняли за обычного москвича. Может быть, вы и заметили меня на видео, но не обратили внимания. На это я и рассчитывал. Когда я пришел к Шевченко, то сослался на новое дело, которое, дескать, поручил начальник именно ему. А пока он ходил на кухню сделать нам обоим кофе, я потихоньку положил героин в укромное место. Потом вернулся в отдел и как бы невзначай сказал, что видел Шевченко, который собирается продать партию героина. Что его четырнадцать килограммов — я сказал навскидку. Хайруллин поверил и выслал к нему оперов. Знаете, мне так радостно было смотреть на его растерянное лицо, когда ему показали героин в пакетиках, найденный у него в квартире.