Новизна хуже старины (СИ)

— А куда он потом делся?

— Я его забрал и положил на старое место. Все равно эту комнату проверяют раз в сто лет. Это я образно говорю, но действительно там редко кто проверяет наличие старых улик. Когда судебное заседание кончается, улики складывают в пакеты, кладут в шкафчики и забывают о них навсегда.

Здесь у меня в голове промелькнула еще одна интересная мысль. Почему Шевченко сразу не сказал, что в тот день у него был только Максим? Или у него тогда было много гостей? Прекрасный вопрос, честно говоря… Вот только он появился у меня уже в конце расследования.

На это Горский-младший ответил:

— К нему действительно тогда много людей приходило. Сам жаловался мне на это. У него был Антон, какие-то девушки, — даже в сорок лет не успокоился, донжуан проклятый… — еще кто-то приходил.

Не квартира, а проходной двор. Если бы ко мне столько народа пришло за целый день, я бы под конец готов был лезть на стенку. Однако теперь понятно, почему он сразу не догадался, кто подбросил ему эти злосчастные наркотики.

— Это уж не вы ли, Максим, напали на меня в подъезде моего дома? — спросил Крохин. Его беспокоил совершенно другой вопрос.

— Нет. То был нанятый мной актер. Я сказал ему, чтобы он взял нож и вечером поехал в Люберцы. Ваш адрес я нашел в Интернете. Но не бойтесь, он бы вас не убил. Я же не сумасшедший: пачкать руки в крови. Это был единственный способ убедить вас посадить невинного в этом деле. Я знаю, что вы не берете взятки и отличаетесь принципиальностью.

— Сука! — закричал он и накинулся на Горского с кулаками. Мы с Сергеем еле успели оттащить его от Максима, иначе он бы избил его до полусмерти. — Это был актер? Значит, он бы в любом случае не убил меня? Но мне-то откуда было знать об этом?! Ах ты, боже мой… — он закрыл лицо руками и сел на нары. Долго так сидел, и я даже испугался, что у него случилась истерика. Так и оказалось.

Я сел рядом с ним и обнял за судорожно дрожавшие плечи; он поднял голову — по его щекам бежали слезы.

— Господи… Знал бы я раньше, что меня никто не убьет, никогда бы не пошел на то, чтобы посадить явно невиновного человека… — плакал он. — Я видел на суде, как он был сломлен такой несправедливостью, даже кричал, что ни в чем не виноват! Пусть Шевченко мерзавец, ведь он в юности изнасиловал Вику, так судить его надо было именно за это, а не за наркоторговлю! Я понимаю твои чувства, но зачем же была нужна эта комедия?! Отравить бы тебя серной кислотой за такое!

— Извращенный у вас выбор смертной казни, — слегка улыбнулся Горский. Даже Сергей — и тот засмеялся, но тут же перестал, когда услышал его следующие слова:

— Это мои палачи были извращенцами и хотели таким способом убить меня!

Что он наделал! Не надо было ему говорить об этом… Это же сугубо личная информация! Я заметил, что Сергей взглянул на него после такого признания расширенными от испуга и шока глазами, а Максим… тот явно посчитал слова Крохина чем-то вроде неудачного анекдота, рассказанного не в то время и совершенно не к месту.

— Кто это вас так жестоко убить хотел? — недоверчиво спросил он. — Что за садисты такие?

— Пошел ты к черту! Не твоего ума дело! Уведите его кто-нибудь! — истерично закричал Алексей.

Сергей поспешил позвать охранника, а то бы здесь явно было бы убийство. А он (да и я тоже) вовсе не хотел, чтобы Крохин повторил судьбу бедного Вадима. И так уже много выстрадал за свою нелегкую жизнь.

— В СИЗО! — коротко приказал начальник отдела появившемуся на пороге молодому оперативнику, указав на Горского. Они оба быстро вышли; Максим не сопротивлялся.

Мы остались втроем, завершившие расследование, но совершенно этим не обрадованные. Предстояло самое неприятное: суд над Горским и пересчет срока для Шевченко. Десяти лет явно будет мало. Пожизненное — в самый раз для такого морального урода. Вот приедем в Люберцы, прочтем Уголовный кодекс и рассчитаем, сколько лет будет сидеть этот мерзавец. Боже мой, как я сразу не разглядел его звериную сущность? Помогал с учебой, неплохо общался… А он только из-за того, что его ухаживания отвергла девушка, просто-напросто изнасиловал ее!

Теперь уже я расплакался, не стыдясь того, что это происходит на глазах двоих человек. Раньше я старался держаться, но когда осознал, что мой институтский друг — жестокий насильник, не смог скрыть слез. Крохин не стыдился того, что плачет, но у меня не такой характер. Я бессильно опустился на нары и зарыдал. Теперь мне абсолютно все равно, что обо мне подумают другие люди. Надо выплеснуть негативные эмоции.

— Саша, не надо… — уже абсолютно спокойный, Алексей подошел ко мне, сел рядом и обнял. — Не твоя вина, что ты не знал об его истинном лице. Но несчастная Вика… я ему этого никогда не прощу! Хоть она и оскорбила тогда меня, но мне все равно жаль ее…

— Мартынов, ну ты чего? — это был уже Крутовской, как всегда, слегка фамильярный. — Из-за этой мрази? Не плачь. Скоро его отправят из Москвы.

Я покачал головой. Сергей прав. Как же мне хочется, чтобы быстрее настал тот день, когда его повезут по этапу на север… Дай бог, чтобы все его деяния дали в сумме пожизненное!