Новое Будущее

– Пока вы пребывали в стазисе, в нашем положении… разумеется, я имею в виду положение станции «Дельфт-2», произошли значительные изменения, – сказал Афанасьев. – Весьма значительные.

И говорил он странно. Слишком официально. Афанасьев никогда так не говорил. Никогда не сидел за столом, обычно расхаживал туда-сюда, размахивал руками. Шутил. Знаток космофольклора, собиратель анекдотов о синхронных физиках.

Присутствующие молчали.

– Сейчас я изложу суть проблемы, – продолжал Афанасьев мертвым голосом. – А потом мы… мы должны принять определенное решение.

Сандов достал блокнот.

– Итак… Примерно месяц назад геологи, работавшие на Равнине Жары на Меркурии, нашли капсулу с «Дельфта», – сообщил Афанасьев. – С первого «Дельфта», разумеется. Капсула идеально сохранилась.

Мартин замер. Остальные затаили дыхание.

– В капсуле содержалось несколько личных вещей и некоторые документы… Вернее, документ. И вещи, и документ были опознаны как принадлежавшие Винсенту Дель Рею. И этот документ… эти записи…

Афанасьев сбился и замолчал, молчал больше минуты, пытаясь сформулировать. Но, похоже, у него не получалось, пауза продолжала длиться. Выручил энергетик.

– Что в них? – спросил он.

– Я думаю, лучше каждому ознакомиться самому. Я сделал копии.

Афанасьев поднялся из-за стола и раздал листы. Они оказались соединены скобами из тонкой стальной проволоки, названия их Мартин вспомнить не мог. Сами листы оказались копиями листов, на которых писал непосредственно сам Дель Рей.

Пахли пылью.

– Вы должны их прочитать, – сказал Афанасьев. – Это недолго, я подожду.

«Почерк у Дель Рея практически каллиграфический, – отметил Мартин, – забавно. Семнадцать страниц. И к концу семнадцатой почерк не дрогнул и не изменился. Если…»

– Это подлинный документ? – спросил вдруг Сандов.

– Да, – кивнул Афанасьев. – Я проверил. Читайте, пожалуйста. Это последнее, что написал Дель Рей.

Мартин представил. За несколько часов до первой синхронизации Дель Рей сидит в своей студии и пишет. Самописцем. Или бамбуковым стилом. Или настоящим гусиным пером. Перед ним за сапфировой стеной в синем вакууме переливается актуатор, и Дель Рей не знает, что жить ему осталось эти самые несколько часов.

Мартин начал читать.

Суть полета проста. К полету готов каждый, всякое существо во Вселенной имеет своим назначением полет, в этом его назначение.

«Интересно, из чего Дель Рей сделал чернила?»

Глупая мысль. Проникла в голову, и пока читал, Мартин думал – из чего же все-таки?

Лишь тех, кто прозяб из чистого семени, выдержит воздух.

В-принципе, это несложно, достаточно иметь сажу, растворитель, масло… Бред. Мартин представил, как Дель Рей отрезает кусок подошвы от ботинка, жжет каучук, растирает сажу и смешивает ее с гидравлической жидкостью.

Лишь те, кто чист, наследуют небо.

Сандов закончил читать первым, сложил листы и теперь посматривал на остальных. Отмечал. Кто морщится, кто кусает губы, кто недоуменно листает и посматривает на остальных.

Мартин дочитал и теперь тоже наблюдал. Ниже солнечного сплетения образовалась тяжесть, неприятная, тошнотворная, никогда ранее не известная.

– Если вы дочитали, предлагаю высказываться, – сказал Афанасьев.

Молчание.

Молчали все. Мартину показалось, что тишина распространяется из центра управления, проходит сквозь палубы и переборки, через все полтора километра композитной стали, из которой построена станция. Тишина. Интересно, какова скорость тишины?

– Кто-нибудь еще знает? – спросил Мартин.

– Нет, – ответил Афанасьев. – Я решил ознакомить с документом лишь членов команды с высшим допуском.

– Разумно, – заметил Мартин. – Не хватало нам еще… волнений.

Афанасьев промолчал.

Волнения в полутора километрах стали. Бунт синхронных физиков. Еще один анекдот. Нет, куда там один – обойма.

– Разрешите? – Сандов поднялся с кресла.

Все посмотрели на него с непонятным облегчением.

– Психолог смены, – представился Сандов.

– Да, я знаю, – кивнул Афанасьев. – Я как раз хотел обратиться именно к вам… Как вы можете оценить… эти записки?

Сандов снова поглядел листы на просвет.

Тишина…

Несколько человек из собравшихся последовали его примеру.

«Ловкий психолог Сандов», – отметил Мартин, с трудом удержавшись, чтобы не посмотреть на просвет самому.

– Думаю, что я как специалист выскажусь… – Сандов продолжал разглядывать листы. – Да, выскажусь. Из того, что я вижу, складывается вполне определенная… не побоюсь этого слова… клиническая картина…

Сандов усмехнулся своим мыслям и продолжил:

– Впрочем, душевное состояние Дель Рея в последние годы ни для кого секретом не было. Правда, вряд ли кто мог подумать, в чем именно крылась причина этого состояния.

Сандов снова поглядел листы на просвет.

– Судя по некоторым признакам, в частности по почерку, Дель Рей писал это в состоянии крайнего нервного напряжения.

Все дружно уставились в листы, стараясь разглядеть в почерке признаки нервного напряжения.