Когда он вышел из спальни в комнату, задрапированный в тёмно-синий халат, то первое, что ему бросилось в глаза, — тарелки с ещё совсем горячей едой, от которой шёл умопомрачительный запах. Только сейчас Салазар осознал, как на самом деле проголодался. Он одним прыжком очутился у стола и, пододвигая одной рукой стул, другой схватил вилку и начал жадно есть, впрочем, не совсем забывая о приличиях. По крайней мере, он не чавкал, как свинья, а если учесть его зверский голод, это уже было настоящим подвигом.
Внезапно он почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся, при этом умудрившись запихнуть в рот ещё один, последний, кусок.
Лейла сидела в его любимом кресле в глубине комнаты, прижав колени к подбородку и наблюдая за Салазаром, однако выражения лица не было видно, поскольку кресло стояло в тени. Похоже, она не хотела смущать его своим присутствием и дала спокойно поесть. Юноша быстро прожевал и, встав из-за стола, удивлённо произнёс:
— Я тебя не заметил… Сколько времени я был без сознания?
— Три недели, — приглушённо отозвалась Лейла.
Салазар охнул от неожиданности.
— Неудивительно, что я такой голодный! — растерянно пробормотал он и, подойдя к ней, опустился рядом, благо кресло было огромным — достаточным для того, чтобы свернуться в нём клубочком и поспать после занятий с Сехишшиассом или Дхааршартом.
Теперь, когда они находились совсем близко друг от друга, Салазар заметил и покрасневшие от недосыпания и слёз глаза, и усталые морщинки на лбу, и осунувшееся лицо, и растрёпанные чёрные кудри, на приведение которых в порядок у Лейлы не хватило времени. Чувство вины кольнуло его, и он смущённо спросил:
— И ты так и сидела возле меня?
— Мы все дежурили по очереди, — потупив взгляд, ответила она. — Иногда тебе становилось хуже, и тогда Влад выгонял всех, а сам колдовал…
Салазар сжал губы, раздумывая:
— Я не знаю, чем мне отблагодарить Влада. Даже моей жизни не будет достаточно…
— Ему ничего от тебя не нужно, — покачала головой Лейла. — И он может обидеться, если ты будешь настаивать.
— Я придумаю способ, — тихо, но упрямо сказал Салазар.
Лейла прерывисто вздохнула и внезапно крепко обняла его, прижав лицо к его груди:
— Салазар, если бы с тобой что-то случилось…
Он немного растерялся и пробормотал:
— Ну что ты, Лейла… перестань… — мягко коснувшись её подбородка, он заставил её поднять на него глаза. — Ничего же не случилось, ведь так?
— Ты бы видел, что было, когда на тебя накладывали заклинание… — в её глазах плескалась боль. — Это было ужасно, Салазар!
— Я ничего не помню, — покачал головой он. — Мне, похоже, повезло: я отключился сразу.
— Но я помню…
Лейла снова вздохнула и коснулась висков Салазара, изгоняя остатки его головной боли, провела по длинным густым волосам… И начала исступлённо целовать его губы, глаза, щёки, подбородок — всюду, жарко шепча:
— Салазар, я так боялась за тебя… Тебе было так плохо, а я ничем, ничем не могла помочь… я оказалась такой ненужной…
Тонкие пальцы легли на её губы, останавливая бессвязный поток слов.
— Ты нужна мне, Лейла, — просто сказал Салазар, убрав руку. — Даже не представляешь, насколько…
Он коснулся её губ своими — мягко, нежно и в то же время страстно — но не стал углублять поцелуй, а, легко тронув висок, обжёг горячим дыханием её ухо и начал медленно целовать её шею, постепенно спускаясь всё ниже, двигаясь к нежной ямочке между ключицами. Лейла тихо вздохнула, запрокинув голову, отдаваясь во власть его нежных губ и рук, ласкающих её тело. Но ей мало было его ласк, она сама хотела дарить ему свою любовь, и, повернувшись к Салазару всем телом, девушка нависла над ним; её руки распахнули халат на его груди, и Лейла, не в силах противиться своим чувствам, начала целовать юношу, нежно обнимая губами тёмные соски, отчётливо выделявшиеся на светлой коже. Глухо застонав, Салазар перевернулся, накрывая её своим телом, сжал губы, безуспешно пытаясь подавить напряжение, возникающее внизу живота, коснулся лбом её плеча, так что его волосы — удивительного цвета, образованного из-за смешения давних чар, делающих Малфоев альбиносами, с мощными вампирскими генами матери — накрыли их обоих, и, сдавшись, пробормотал:
— Великий Хаос… Лейла… как же я хочу тебя…
— А я — тебя, — выдохнула она. — И я больше не могу сдерживаться…
Он поднял на неё свои тёмно-серые глаза, в которых полыхало с трудом обуздываемое желание, и тихо, серьёзно спросил:
— Ты уверена? Будет больно… Я не хочу причинять тебе боль, Лейла…
— Я хочу, чтобы ты был первым, — шепнула она. — Остальное — неважно…