Чтобы смягчить социальные контрасты и повысить уровень солидарности в обществе, федеральное правительство приняло ряд мер. В первую очередь они были направлены на помощь пострадавшим от войны и изгнанным из родных мест. Так, в 1950 г. был принят «Федеральный закон об обеспечении нуждающихся» [Dahlhoff 2015: 358]. Наиболее масштабной из этих мер стало принятие в 1952 г. «Закона о равном распределении тягот». В соответствии с ним каждый немец должен был выплатить государству половину стоимости той собственности, которой он располагал в июне 1948 г. Уплата происходила ежеквартально равными долями в течение тридцати лет. Полученные средства шли на выплату компенсаций людям, лишившимся своего имущества в результате боевых действий, бомбежек, изгнания с восточных территорий и т. п. «Закон о равном распределении тягот» иногда называют самым важным законодательным актом в истории ранней ФРГ, не уступающим по своему значению Основному закону и документам о вступлении в западноевропейские и трансатлантические интеграционные структуры [Jähner 2019: 85]. Другой мерой, направленной на решение социальных проблем, являлось масштабное жилищное строительство — абсолютная необходимость в стране, города которой были наполовину разрушены в ходе войны.
В результате всего вышеперечисленного отношение западногерманских граждан к своему государству и его ведущим политикам стремительно менялось. В 1952 г. при ответе на вопрос о том, кто из немцев сделал больше всего для Германии, О. фон Бисмарк набирал 36 % и уверенно лидировал, Гитлер — целых 9 %, а Аденауэр — всего 3 %, однако уже во второй половине десятилетия ситуация коренным образом изменилась. В 1958 г. Аденауэр с 26 % занял первое место, Бисмарк с 23 % отошел на второе, доля поклонников нацистского фюрера сократилась более чем вдвое — до 4 % [Nonn 2015: 353]. К 1953 г. число сторонников демократии выросло до 57 % (авторитарной системы — 19 %), к 1955 г. — до 70 %, к 1960 г. — до 74 % [Gabriel 1987: 34–36]. В 1955 г. половина западных немцев отвергала идею «единой сильной национальной партии» (хотя почти 30 % ее все еще поддерживали) [Allerbeck 1976: 91], к концу 1950-х гг. почти 80 % одобряли многопартийную систему [Gabriel 1987: 36]. Доля тех, кто считал 1933-39 гг. лучшим временем в германской истории, за 1950-е гг. упала с более чем 40 % до менее чем 20 % респондентов [Smith 2020: 418]. Доля же предпочитавших настоящее с 1951 по 1963 г. выросла с 2 % до 63 % [Winkler 2010: 221]. В 1954 г. американский высокий комиссар Дж. Б. Конент заявил: «Похоже, немцы порвали со своим недемократическим прошлым» [Jarausch 2006: 139]. Эта тенденция сохранилась и в дальнейшем.
Более того, в конце 1950-х гг. в Западной Германии началась «проработка прошлого», неразрывно связанная с формированием демократического общества. Это был длительный, непростой и медленный процесс, и проходил он в условиях, когда демократическое государство и рыночная экономика в ФРГ уже были приняты подавляющим большинством населения.
Заключение: почему Бонн не стал Веймаром?
«Бонн — не Веймар» — так называлась книга западногерманского журналиста Фрица Рене Аллеманна, увидевшая свет в 1956 г. [Allemann 1956]. Заголовок быстро стал крылатым выражением, своеобразным девизом молодой ФРГ: главная ее задача заключалась в том, чтобы не повторить трагический путь первой немецкой демократии. Все остальное было во многом подчинено этой задаче.
Ключевое значение при этом имела позиция общества: примет ли оно новую систему? С самого начала результат вовсе не был гарантирован: даже после 1945 г. большинство немцев скептически относились к демократии и хотели не столько свободы, сколько порядка. Это большинство видело себя жертвами Второй мировой войны, возлагало ответственность на горстку нацистских бонз, а немалое число граждан ранней ФРГ и вовсе тосковало по довоенным временам.
Обеспечить порядок, внутренний мир, добиться на первом этапе хотя бы согласия общества с новым государством — такова была задача Аденауэра и его помощников в первой половине 1950-х гг. В качестве одной из главных потенциальных угроз выступало формирование крупных общественных течений, враждебных молодой республике. Именно поэтому федеральное правительство прилагало большие усилия для интеграции бывших нацистов (при условии их лояльности новой системе) и одновременно боролось с правыми и левыми радикалами. Вопрос наказания за былые преступления играл сугубо второстепенную роль.