В немецком обществе образ коммунистической угрозы стимулировал одобрение проводившейся Аденауэром политики интеграции ФРГ в западные экономические и военно-политические структуры. Здесь следует напомнить о том, что эта политика изначально была непопулярной у многих немцев, опасавшихся утраты только что приобретенного государственного суверенитета; в определенных кругах за Аденауэром закрепилось придуманное лидером социал-демократов К. Шумахером прозвище «канцлер союзников» [Benz 1994: 139]. Теперь ФРГ в возрастающей степени воспринималась ее собственным населением как часть «свободного Запада», противостоящего «тоталитарному Востоку», а американцы — не как оккупанты и победители с чуждой культурой, а как защитники и гаранты независимости. Перелом в отношении к США возник после организации «воздушного моста» в Западный Берлин во время первого Берлинского кризиса 1948-49 гг.
В общем и целом для послевоенного западногерманского общества были характерны аполитичность, стремление уйти в частную жизнь, ориентация на личный экономический успех. Лишь меньшинство являлось искренними сторонниками демократии, однако куда большее количество людей было готово демонстрировать лояльность системе, способной обеспечить порядок и благоприятные экономические условия. Общество ранней ФРГ не было демократическим, его можно назвать скорее индифферентным и конформистским. Многие западные немцы, возможно, не были всем сердцем привязаны к новой системе, но и выступать против нее не видели ни малейшего резона. Они могли сохранять критическую дистанцию по отношению к демократии, предпочитая ей авторитарные формы, или являлись конформистами, «демократами по случаю» [Schwelling 2001: 192].
Именно порядок, а не свобода являлся главной ценностью для многих западных немцев. Аденауэр прекрасно использовал эти умонастроения. Его собственный образ и образ возглавляемой им партии — добропорядочная, консервативная, немного старомодная, не склонная к авантюрам — были рассчитаны на симпатии многих немцев старшего и среднего возраста. Электоральные успехи христианских демократов в 1950-е гг. действительно свидетельствовали о том, что лозунг «Никаких экспериментов!» встречал живой отклик у избирателя. По словам В. Бреннера, «на протяжении долгих лет реальный успех на выборах сопутствовал только тем партиям, которые обещали своим избирателям ничего или почти ничего не менять» [Brenner 2016: 4].
О том, насколько значительной ценностью являлись порядок и соблюдение правовых норм, свидетельствовали и высокие рейтинги Федерального конституционного суда — на протяжении всей истории ФРГ он с большим отрывом лидировал в списке государственных институтов, которые пользуются доверием граждан [Dahlhoff 2015: 127].
Аполитичность многих западных немцев имела и другую сторону: идеи национализма лишились своей былой популярности. Х. Йенер называет западногерманское общество 1950-х гг. «несентиментальным обществом компромисса» [Jähner 2019: 86]. Желающих жертвовать собой или хотя бы прилагать существенные усилия ради великой идеи было в этом обществе откровенно немного. Кроме того, национализм был скомпрометирован поражением в войне и последующим унизительным опытом оккупации. По словам К. Ярауша, «отказ от радикального национализма после 1945 г. стал результатом сложной комбинации вводимых союзниками ограничений и усилий по перевоспитанию, с одной стороны, и процессами обучения и адаптации в германском обществе — с другой» [Jarausch 2006: 62]. Национальная идея не пользовалась популярностью в том числе и потому, что концепция единого народного организма немедленно ставила на повестку дня вопрос о коллективной вине и ответственности, от которого большинство немцев старалось уйти. «Патриотизм немецкой марки» сменял «немецкий патриотизм».
Впрочем, это, опять же, не означает, что перемены были мгновенными. В западногерманском обществе оставалось еще достаточно людей старшего поколения, для которых национальная идея играла большую роль. К их числу принадлежали не только избиратели, но и политики. Как у социал-демократов, так и у христианских демократов можно в этот период обнаружить явный крен в сторону немецкого национализма — не только тактический ход, но и отражение искренних воззрений многих функционеров указанных партий, включая лидера СДПГ К. Шумахера [Frei 2002: 203].