Новое платье Леони

Их разговор прервал Том: он держал в руках рыбу, воздевая ее вверх, как знамя:

– Папа! Папа! Смотри!

Адриан захлопал в ладоши.

– Куда мне ее девать? – крикнул Том.

Адриан оставил Леони на скале и пошел искать пустую кастрюльку. Том бегом вылетел из воды и положил в нее рыбу.

– Ух я крутой! Я наклонился и замер, ждал, ждал, наконец увидел рыбу, не шелохнулся, она подплыла поближе и я ее – хоп! – схватил! Приготовим ее сегодня вечером, ладно?

Сидя на скале, Леони медленно массировала себе руки, колени, стопы. Какая у нее бледная, мертвенно-белая кожа! Словно картон. Она набрала в ладонь воды, смочила виски, затылок. Капельки щекотно покатились по спине. Она тихонько хихикнула. Прикрыла глаза и представила себе замок, лес, деревню, все родные места своего детства. Она забегала в лес, прислонялась лбом к дереву, обнимала толстый ствол, шептала ему свои девические секреты, загадывала желания: «Хочу, чтобы Рэй был моим мужем, он такой красивый, такой сильный, такой нежный, он говорит, что я красивая, что он не может без меня жить, что у меня все достоинства и ноль недостатков. Ноль недостатков! А потом он оговаривается: «Нет, нет, у тебя все-таки есть серьезный недостаток… и грубым голосом провозглашает: – Ты сестра своего брата, но с этим ведь ты ничего не можешь поделать, да? Но тем не менее… это недостаток, серьезный недостаток!» И тогда я дрожу, мне страшно, мне стыдно… И он тогда обнимает меня, говорит: «Дурочка, ты что подумала? Что я на тебя накинусь?» Я говорю: «Ох, нет, совсем нет!» И он целует меня.

Каким все это кажется далеким, нереальным!

И вся обстановка ее детства изменилась, и ее саму унесло ураганом.

В парке и во дворце теперь был детский лагерь для немецких детей. Это Рэй так устроил. Отомстил таким образом Буррашарам.

Она тихо заплакала, вспоминая, как продавали замок. Иногда поплакать на пользу, слезы смывают мучительные воспоминания.

Том подошел, взял ее за руку.

– Тебе совсем не обязательно прятаться, чтобы поплакать, – сказал он.

– Эта поездка вызвала у меня целую кучу эмоций. Понимаешь, Том? Я чувствую себя потерянной. Не осталось больше ориентиров.

– Ты хочешь сказать, что это была плохая идея?

– Ну что ты! Идея-то прекрасная. Но… А какое у тебя любимое блюдо?

– Макароны с кучей томатного соуса и тертого сыра. Я умею их готовить, знаешь?

– Ну вот… представь, что ты дал огромную тарелку макарон с томатным соусом и тертым сыром человеку, который только что вышел из пустыни и лет двадцать почти ничего не ел! Как, ты думаешь, он будет себя чувствовать?

– Он будет сбит с толку… И будет есть макаронины по одной, может быть. Он будет бояться, что подавится, до того это вкусно и непривычно.

– Вот такое же и со мной… Я сбита с толку. Столько света, столько зелени, столько пространства за один раз…

– Но ведь в один прекрасный день ты выздоровеешь?

– Да, мой малыш.

– Мне кажется, маме бы очень этого хотелось…

Он подумал немного и прибавил, словно про себя:

– Да и мне тоже. Уже пора закончиться всем этим бедам.

Недавно Том забыл свою шариковую ручку с четырьмя цветами в школе. Стелла, когда покупала ее в отделе писчебумажных товаров в «Карфуре», предупредила его заранее: «Ладно, куплю, если ты просишь, но предупреждаю, если ты ее потеряешь, новой у тебя уже не будет. Ты должен быть ответственен за свои вещи».

Он вернулся за ручкой в кабинет. Остановился у приоткрытой двери.

Его учительница разговаривала с коллегой. Она говорила: «Надо же, в Сен-Шалане зреет восстание, ты слышала, какие слухи ходят?» А другая отвечала: «Ты знаешь, я здесь совсем недавно, но я и представить себе не могла, что в таком мирном на вид городке творится подобное! Страсти кипят». «Да, и не говори, – подхватила учительница Тома, – но теперь Рэй Валенти уже пожизненно будет Пустоцветом. Надо же, как всплывают старые слухи и получают новую жизнь! Пустоцвет, вот меткая кликуха, как говорят бандиты! Не позавидуешь Рэю».

Он постучал в дверь, и они замолчали. Он взял со стола свою четырехцветную ручку.

Дома он залез в словарь и стал искать слово «кликуха». Сначала он наткнулся на слово «кликуша» и не мог понять, в чем дело, но потом все-таки обнаружил нужное слово с пометкой «жаргонное» в большом подробном словаре, который был у Стеллы, и выяснилось, что это всего-навсего кличка. «Ему дали кликуху Таракан, и вся жизнь его пошла под откос. Вскоре он умер».

Значит, кличка может убить.

И тут у него возникла одна идея.

Они сложили скатерть, собрали стаканы, салфетки и тарелки, сели в машину и вернулись в больницу.

Том проводил Леони в ее палату. Она молча вытянулась на кровати. «Она не в том состоянии, чтобы показывать свои чувства», – подумала он.

Теперь он начал как-то беспокоиться. Почему – и сам не знал.

Он вернулся к машине, заметил отца – воротник куртки поднят, на носу темные очки.

Как же обидно, что ему постоянно приходится скрываться.

Он сел, пристегнул ремень и обронил:

– Она никогда от этого не оправится. Никогда!

– Почему это? Что ты себе напридумывал?

– Не знаю. У меня какое-то нехорошее предчувствие.