Последний мой разговор с Шэем Борном перед его выступлением в качестве свидетеля не очень удался. Пока он сидел в изоляторе, я напомнила ему о том, что произойдет в суде. Шэй едва ли сумел бы справиться с каверзными вопросами. Он мог с одинаковой вероятностью проявить агрессивность или в страхе свернуться калачиком за деревянным ограждением. В любом случае судья счел бы его ненормальным, а этого нельзя было допустить.
– Значит, после того как маршал поможет вам сесть, – объяснила я, – вам принесут Библию.
– Мне она не нужна.
– Понятно. Но на ней нужно поклясться.
– Я хочу поклясться на книжке комиксов, – заявил Шэй. – Или на «Плейбое».
– Придется произнести клятву на Библии, – сказала я, – потому что нам следует играть по правилам, прежде чем нам разрешат изменить игру.
Как раз в этот момент пришел федеральный маршал и сообщил, что суд сейчас начнется.
– Пожалуйста, смотрите только на меня, – напомнила я Шэю. – Ничто другое в зале суда не имеет значения. Только наша беседа вдвоем.
Он кивнул, но я видела, что он нервничает. А сейчас, когда его привели в зал суда, все тоже это увидели. Его руки и ноги были закованы в кандалы, пристегнутые цепью к поясу. Все эти цепи зазвенели, когда он усаживался рядом со мной. Он наклонил голову, бормоча слова, слышные только мне. Он ругал маршала, который привел его в зал суда, но, к счастью, люди, видевшие, как у него беззвучно шевелятся губы, вероятно, думали, что он молится.
Как только я вызвала Шэя на свидетельское место, галерея для публики погрузилась в гнетущую тишину. «Ты не такой, как мы, – казалось, говорило молчание замерших там людей. – И никогда не будешь». Еще не задав ни единого вопроса, я получила ответ: никакая набожность не отмоет руки убийцы.
Я встала перед Шэем, дождавшись, когда он посмотрит мне в глаза. «Сосредоточься», – одними губами произнесла я, и он кивнул, потом ухватился за ограждение свидетельского места, и его цепи зазвенели.
Черт возьми! Я забыла предупредить его, чтобы держал руки на коленях, тем самым меньше напоминая судье и публике, что он опасный преступник.
– Шэй, – начала я, – почему вы хотите пожертвовать свое сердце?
Он смотрел прямо на меня. Хороший мальчик.
– Я хочу ее спасти.
– Кого?
– Клэр Нилон.
– Но вы не единственный на свете, кто может спасти Клэр, – сказала я. – Найдутся другие подходящие доноры сердца.
– Я единственный, отобравший у нее очень многое, – произнес Шэй именно так, как мы репетировали. – Я должен многое ей отдать.
– Речь идет о чистой совести? – спросила я.
Шэй покачал головой:
– О том, чтобы покончить с прошлым.
Пока все нормально, подумала я. Он говорил разумно, ясно и спокойно.
– Мэгги, может быть, остановимся? – сказал вдруг Шэй.
Я напряженно улыбнулась:
– Не сейчас, Шэй. У нас осталось еще несколько вопросов.
– Эти вопросы – полное дерьмо.
В задних рядах послышался негодующий возглас – наверное, одной из старушек, вошедших гуськом в зал суда с Библиями в стеганых обложках и со времени менопаузы не слышавших бранного слова.
– Шэй, мы не пользуемся таким языком в суде, – сказала я. – Не забыли?
– Почему это называется «суд»?[21]
– спросил он. – Это не похоже на теннисный корт или баскетбольную площадку, где играют в игру. Или, может быть, вы-то как раз играете, поэтому здесь есть победитель и проигравший, хотя вы понятия не имеете, как подавать трехочковый бросок. – Он взглянул на судью Хейга. – Готов поспорить, вы играете в гольф.– Миз Блум, – подал голос судья, – успокойте своего свидетеля.
Если Шэй не заткнется, я лично закрою ему рот ладонью.
– Шэй, расскажите о вашем религиозном воспитании в детстве, – твердо произнесла я.
– Религия – культ. Тебе не приходится выбирать свою религию. Ты такой, каким тебе велят быть родители. Это и не воспитание вовсе, а просто промывание мозгов. Когда младенцу при крещении льют воду на голову, он не может сказать: «Эй, чувак, я бы лучше стал индуистом».
– Шэй, я понимаю, что для вас это трудно и непривычно, – произнесла я. – Но мне надо, чтобы вы слушали мои вопросы и отвечали на них. Вы посещали церковь в детстве?
– Иногда. А иногда я вообще никуда не ходил, а прятался в кладовке, чтобы меня не побили другие дети или приемный отец, который держал всех в узде с помощью металлической щетки для волос. Да, здорово он прохаживался этой щеткой по нашим спинам. Вся эта система опеки в нашей стране – просто курам на смех. Фигня какая-то, разве что получаешь пособие от…
– Шэй! – Я остановила его гневным взглядом. – Вы верите в Бога?
Этот вопрос, похоже, успокоил его.
– Я знаю Бога, – сказал он.
– Расскажите об этом.
– В каждом человеке есть немного от Бога и немного от убийцы тоже. И от того, как повернется твоя жизнь, зависит, к какой стороне ты примкнешь.
– На что похож Бог?
– На математическое уравнение. Только, когда все уберешь, получишь бесконечность вместо ноля, – ответил Шэй.
– И где живет Бог?
Подавшись вперед, он поднял закованные в кандалы руки, и металл зазвенел. Шэй указал на свое сердце:
– Здесь.