Новое сердце

Несколько раз в моей карьере я сообщала клиенту информацию, изменившую его жизнь: жертва преступления на почве ненависти, чей магазин был разрушен, получает возмещение ущерба, позволившее ей соорудить более крупный и хороший объект; гомосексуальная пара получает одобрение для внесения в список родителей в дирекции начальной школы. Лицо Шэя озарилось легкой улыбкой, и в тот момент я вспомнила, что «Евангелие» в переводе означает «благая весть».

– Дело еще не закончено, – сказала я. – Мы не знаем, насколько все это жизнеспособно с медицинской точки зрения. И есть еще куча юридических требований, которые необходимо выполнить… И об этом, Шэй, мне надо с вами поговорить.

Я дождалась, когда он усядется напротив меня за столом, успокоится, перестанет улыбаться и посмотрит мне в глаза. Я и раньше доходила с клиентами до этого момента: рисуешь им схему и объясняешь, где находится аварийный люк, а потом выжидаешь, пока они не поймут, что сами должны до него доползти. Это легитимно, по закону. Ты не просишь их исказить правду, просто объясняешь правила работы суда в надежде, что они сами смогут манипулировать этой правдой.

– Слушайте внимательно, – сказала я. – В нашей стране есть закон о том, что штат должен разрешить вам отправлять свои религиозные обряды, если это не угрожает безопасности в тюрьме. В Нью-Гэмпшире есть также закон, в котором сказано, что, хотя суд приговорил вас к смерти посредством летальной инъекции, не позволяющей вам стать донором сердца… но в определенных обстоятельствах заключенные-смертники могут быть повешены. А если вас повесят, вы сможете стать донором органа.

Ему трудно было это принять, и я видела, как он постепенно проглатывает слова, словно подаваемые на конвейере.

– Возможно, мне удастся убедить штат повесить вас, – выдохнула я, – если я смогу доказать в федеральном суде, что пожертвование органов является частью вашей религии. Вы понимаете, о чем я говорю?

Он вздрогнул:

– Мне не нравилось быть католиком.

– Не обязательно говорить, что вы католик.

– Скажите это отцу Майклу.

– С удовольствием, – рассмеялась я.

– Тогда что же мне говорить?

– За стенами тюрьмы, Шэй, многие люди охотно верят, что ваши действия здесь имеют под собой религиозную основу. Но мне надо, чтобы вы тоже в это поверили. Если это сработает, то вам надлежит сказать мне, что пожертвование органа – для вас единственный путь к спасению.

Он встал и принялся вышагивать по комнате.

– Мой путь спасения может не подойти кому-то другому.

– Это нормально, – сказала я. – Суду нет дела до кого-то другого. Они лишь захотят узнать, думаете ли вы, что пожертвование вашего сердца Клэр Нилон искупит вашу вину в глазах Господа.

Когда он остановился и встретился со мной взглядом, я заметила нечто удивившее меня. Поскольку я была поглощена сооружением аварийного люка для Шэя Борна, то позабыла, что подчас вопиющие вещи – это фактически правда.

– Я не думаю, – сказал он. – Я знаю.

– Значит, мы в деле. – Я засунула руки в карманы пиджака и вдруг вспомнила, что еще должна сказать Шэю. – Она колется, – объяснила я. – Будто ходишь по неструганой доске. Но почему-то не больно. Она пахнет воскресным утром, как газонокосилка за окном, когда ты пытаешься сделать вид, что солнце еще не встало.

Пока я говорила, Шэй закрыл глаза:

– Кажется, я помню.

– Что ж… – вздохнула я. – На тот случай, если не помните…

Я достала из карманов пригоршню травы, которую нарвала во дворе тюрьмы, и разбросала пучки по полу.

Лицо Шэя осветилось улыбкой. Он скинул тюремные кеды и босиком зашагал взад-вперед по траве. Потом наклонился, чтобы собрать пучки, и засунул их в нагрудный карман комбинезона, под которым все еще сильно билось его сердце.

– Я сохраню их, – сказал он.

Я знаю, Бог не даст мне ничего, с чем я не справлюсь.

Просто не хочу, чтобы Он доверял мне настолько сильно.

Мать Тереза

Джун

За все приходится расплачиваться.

Ты можешь быть с мужчиной своей мечты, но лишь несколько лет.

Ты можешь иметь идеальную семью, но это оказывается иллюзией.

Можно сохранить жизнь своей дочери, но только если она станет реципиентом сердца человека, которого ты ненавидишь больше всех на свете.

Я была не в состоянии ехать из тюрьмы прямо домой. Я так сильно дрожала, что не могла даже управлять машиной и дважды пропустила выезд с шоссе. Я пошла на эту встречу, чтобы сказать Шэю Борну, что нам не нужно его сердце. Но почему я передумала? Может, потому, что рассердилась. Может, потому, что меня шокировали его слова. Или потому, что, если полагаться на Службу обеспечения донорскими органами, могло оказаться слишком поздно.

Кроме того, говорила я себе, вопрос, скорее всего, весьма спорный. Шанс, что Борн в физическом смысле подойдет Клэр, ничтожен. Его сердце, вероятно, слишком велико для детского тела. К тому же у него могли быть опасные заболевания или он мог длительно принимать лекарства, что лишало его права стать донором.

И все же другая моя часть постоянно думала: а что, если?..