В «Церковной истории» делался особый акцент на достоверности рассказов о чудесах. Она подкреплялась свидетельствами заслуживавших доверия людей. «Историю об этом чуде я узнал не из какого-либо сомнительного источника, но от достойнейшего священника нашей церкви по имени Кинемунд, который сам слышал ее от священника Утты, непосредственного свидетеля чуда»[621]
. Дополнительную легитимность чуду сообщало повторение того, что уже было описано прежде. Беда, подобно тому, как он поступал в случаях с рассказами об Имме и Лаврентии, не раз помещал в свои произведения такие чудеса, сообщения о которых приводились ранее в трудах авторитетных писателей, были «апробированы» и «утверждены» в христианской традиции. Беда подчеркивал эту связь, аналогию, свидетельствовавшую в пользу истинности и «ортодоксальности» чудес: «в... Британии свершилось замечательное чудо, подобное чудесам прежних времен»[622]. Принципиальная разница с прочтением Новейшего времени видится в том, что для англо-саксонского автора подлинность события подтверждала не его уникальность, а воспроизведение модели, описанной предшественниками. Лучшим текстом, способным подкрепить современное автору чудо, была Библия. Так, например, повествуя о св. Кутберте, который встретил ангела в облике всадника. Беда добавлял, что читателю не следовало удивляться появлению ангела, ехавшего верхом. Таким же образом во второй «Книге Маккавейской» говорилось о небесном посланнике в белых одеждах на лошади, который пришел на помощь Маккавею[623]. Если Господь совершил нечто в прошлом, он мог сделать это еще раз в настоящем времени, избрав прежнюю форму деяния. Не стоило также сомневаться в том, что в отрочестве Кутберта сурово осудил маленький мальчик за шумные игры, неподобающие для «святого епископа и священника», ведь, по замечанию автора, в прошлом Господь вкладывал слова в уста неразумных животных[624].Беда включал в тексты прозаического и стихотворного «Жития» не все известные ему упоминания о чудесах его героя. Согласно материалам, приведенным в работе К.Г. Лумиса, в распоряжении Беды были агиографические источники, происходившие из Ирландии; кельтская традиция имела свои предания об этом святом, но, по-видимому, Беда относился к ним настороженно[625]
. Так, ему были известны ирландские легенды о св. Кутберте, но он нигде не упоминал ни о борьбе святого с дьяволом, ни о его искушении демоном в женском обличье. Возможно, англо-саксонский автор полагал, что они могли смутить душу читателя и были в меньшей степени способны служить для него спасительным примером. В этом смысле, отсылка к библейским аналогам выглядела для Беды несравнимо более предпочтительной.Однако отношение Беды к «новым» чудесам кажется парадоксальным, если рассмотреть его другие сочинения — комментарии к книгам Библии, проповеди, а также «Историю аббатов монастыря Веармут-Ярроу». В этих трудах упоминания о современных чудесах отсутствовали[626]
, а все чудеса Св. Писания — в отличие от того, как это происходило в Житиях или «Церковной истории», — трактовались не буквально, а только аллегорически или тропологически. Следуя логике Иеронима или Григория I, век, когда святые творили чудеса, закончился. Комментируя фрагменты евангелий, содержавших картины необыкновенных исцелений, Беда писал, что подобно только что посаженному винограднику, требовавшему поливки корней, ранняя церковь нуждалась в чудесах до тех пор, пока не привьется вера. Поэтому чудеса апостолов следовало понимать в духовном смысле. Изгнание демонов из одержимых обозначало крещение, которое ныне совершали священники, способность безвредно пить отравленное питье — силу сопротивляться злу, умение говорить на новых языках — прославление Господа на языке молитвы[627]. Повествуя о жизни аббатов своего монастыря, Беда также не упоминал ни об одном чуде, видении или вмешательстве высших сил. В гомилиях так же не было отсылок к буквальному значению чудес или к их современному контексту.