Новое средневековье XXI века, или Погружение в невежество

Это общество сотворило нового человека и совершило богоборческое дело — создало новый язык. Язык рациональный, порвавший связь с традицией и множеством глубинных смыслов, которые за века наросли на слова (не говоря уж о том, что и словарь резко изменился). Сегодня ТВ, как легендарный Голем, вышло из-под контроля. Оружие, которым укрепилось западное общество и которым оно разрушает своих соперников, разрушает и «хозяина». Запад втягивается в то, что философы уже окрестили как «молекулярная гражданская война» — множественное насилие на всех уровнях, от семьи и школы до верхушки государства. Справиться с ним невозможно, потому что оно «молекулярное», оно не организовано никакой партией и не преследует никаких определенных целей. Даже невозможно успокоить его, удовлетворив какие-то требования. Насилие и разрушение становятся самоцелью — это болезнь всего общества.

Психика

В СССР никто не мог предположить, что через какие-нибудь 30 лет в результате перестройки советский генерал Дудаев, поэт Яндарбиев, гидролог Басаев станут организаторами террористического квазигосударства! Старшее поколение помнит потрясения перестройки… И после очередных кровавых событий мы слышали недоумевающие фразы от тех, кого принято назвать элитой: «Мы не знаем общество, в котором живем…» Или: «Мы на самом деле были слепые поводыри слепых…»

В 2005 г. директор Центра судебной психиатрии им. Сербского, экс-министр здравоохранения РФ Т. Дмитриева сообщила на одной из конференций, что уровень психических расстройств с начала 1990-х годов увеличился в 11,5 раза. Растут смертность и заболеваемость, связанная с психическими расстройствами. В частности, 80 % инсультов в стране происходят на фоне депрессий. Всё это — признаки тяжёлой духовной болезни.

Вот ещё высказывания Дмитриевой: «За последнее десятилетие число российских граждан, страдающих психическими расстройствами, возросло на 40 %, каждые десять лет число страдающих психическими расстройствами школьников увеличивается на 10–15 %, среди россиян подросткового возраста эта цифра достигает 70–80 %».

В 2008 году на конгрессе «Социальная психиатрия будущего» Т. Дмитриева заявила: «Та ситуация с финансовым кризисом, которая сегодня существует, безусловно, может привести к увеличению числа бедных, и может возникнуть тот порочный круг, когда бедность и недоступность медицинской помощи приводят к ухудшению здоровья, в том числе и психического. Все психологические и психиатрические службы должны сегодня начать очень серьёзно работать по поддержке психологического состояния населения».

Но следуют новые психические, социальные, культурные стрессы: международный терроризм, волна насилия на Украине. А ведь мы знаем, что люди, пережившие катастрофу и получившие сильную культурную травму, впадают в аномию. И аномия кризиса индустриализма XIX века не отличается от аномии современной России. И в кризисных явлениях сегодняшнего дня угадываются проблемы и послевоенного Советского Союза, и России 90-х.

А ещё мы знаем, что срыв в войну происходит в момент неустойчивого равновесия, когда его можно сдвинуть буквально прикосновением пальца. В такие моменты решающую роль играют не предпосылки, а действие «поджигателей» — небольших, но активных общественных групп, которые служат «запалом».

Карл Густав Юнг пишет: «Образы, созданные воображением, существуют, они могут быть столь же реальными — и в равной степени столь же вредоносными и опасными, — как физические обстоятельства. Я даже думаю, что психические опасности куда страшней эпидемий и землетрясений» [818].

А мы вспомним то, что К. Н. Леонтьев в полемике с Достоевским высказал такую мысль: «И как мне хочется… воскликнуть не от лица всей России, но гораздо скромнее, прямо от моего лица и от лица немногих мне сочувствующих: “О, как мы ненавидим тебя, современная Европа, за то, что ты погубила у себя самой все великое, изящное и святое и уничтожаешь и у нас, несчастных, столько драгоценного твоим заразительным дыханием!”»

* * *

Философ Г. А. Завалько сказал разумную фразу: «Если для советского периода характерна апология революции, то для постсоветского — неприятие и, как следствие, игнорирование революции как научной проблемы. Необходимо преодоление этих крайностей, как и общего для них выделения в качестве главного признака революции захвата власти “снизу” или попытки такого захвата.

Понятийный аппарат теории революции разработан недостаточно. Работ, обобщающих результаты исследований проблемы революций историками, не существует. Также нет работ, рассматривающих в комплексе концепции революции, созданные философами, с одной стороны, и историками — с другой. Эти обстоятельства делают необходимым восполнение данного пробела» [821].