Новое средневековье XXI века, или Погружение в невежество

Короткие жизненные проекты — это не только субъективная рассчитанность людьми жизненных планов на непродолжительное физическое время, но и сокращение конкретной продолжительности “социальных жизней” человека, причем сокращение намеренное, хотя и связанное со всеми объективными процессами, которые идут в обществе. Такое сокращение пребывания человека в определенном состоянии (“социальная жизнь” как конкретное состояние) приводит к релятивности его взглядов, оценок, отношения к нормам и ценностям. Поэтому короткие жизненные проекты и мыслятся нами как реальное проявление аномии современного общества…

В состоянии социальной катастрофы особенно сильно сказалось сокращение длительности жизненных проектов на молодом поколении… В условиях, когда едва ли не интуитивно все большее число молодых людей понимало и понимает, что они навсегда отрезаны от качественного жилья, образования, отдыха, других благ, многие из них стали ориентироваться на жизнь социального дна, изгоев социума. Поэтому-то и фиксируются короткие жизненные проекты молодых…

В советский период истории не только декларировались, но и на практике осуществлялись иные, длинные жизненные проекты… Ситуация длинных жизненных планов предполагала наличие определенной системы ценностных координат. Социологические исследования, проведенные в 1963–1966 гг., например, показали, что подавляющее число молодых людей (70 % от числа опрошенных) считали для себя главными жизненными ориентирами “иметь интересную, любимую работу”, “пользоваться уважением окружающих”, “любить и быть любимым”.

Исследование, проведенное в Москве в 1982 г., выявило, что на первом месте среди жизненных ценностей респондентов из числа молодежи была “интересная работа” (75,3 %), далее шли — “семейное счастье, счастье в любви, детях” (66,4 %), “уважение людей” (43,6 %). Получается, что именно длинные жизненные планы были ориентиром и в сфере семейных отношений…

Кардинальная трансформация российского общества, начатая в конце 1980 — начале 1990-х годов, одновременно означала и резкий переход значительного числа людей, целых социальных групп и категорий к коротким жизненным проектам» [673].

Конечно, системы аномии сложны — непрерывно появляются новые истоки, и они быстро изменяются. Трудно увидеть тучи и тучки аномии, потому что они закрыты слоями синтезов. Поэтому социологи редко изучают нашу аномию, — сложно, и также этого не любит элита. Но недавно пришла интересная диссертация «Криминализация и социальный порядок российского общества в условиях глобализационных процессов современности» (2020). Вот начало:

«Актуальность темы исследования. Период трансформации российского общества на рубеже XX–XXI столетий… сопровождался радикальными переменами во всех сферах его жизнедеятельности, к которым, как показал последующий ход событий, оказались неготовыми ни новое руководство страны, ни общество, что усугубило кризисные процессы в России, закономерно сопровождавшие этот переходный период.

Эти процессы породили обострение общественной напряженности, обесценивание в общечеловеческом разуме многих устоявшихся ценностей, резкое снижение степени следования закону, расшатывание общественного порядка, снижение уровня и качества жизни населения страны, эскалацию социального разделения, противостояния друг другу новых социальных слоев, безработицу, гиперинфляцию и побуждение к криминализации российского социума.

Последствия этих процессов переживаются в России до настоящего времени, о чем свидетельствуют экономический и финансовый кризисы 2008–2009 гг., а затем 2014–2015 гг., которые не только очередной раз понизили реальные доходы населения, но и “заморозили” все те процессы, которые стимулировали формирование устойчивого социального порядка в обществе и его декриминализацию» [674].

Вероятно то, что государство мирится с неэффективностью своей молодежной политики и как будто не видит противоположного процесса — криминализации культуры, одной из самых драматических сторон культурного кризиса России последних тридцати лет. Коммерциализация духовной сферы, которая ведет к легитимизации преступника, сильнее всего ударила по молодежи.

Криминальная субкультура получила легальный статус наряду с общей культурой, хотя она — ее прямой антипод. Уголовный жаргон и логика вошли в прессу и телевидение, в театр и язык политиков. Без духовного оправдания преступника и его морали не было бы того взрыва преступности, который поразил Россию. Причины этого сдвига были заложены в 1990-е гг., но эту раковую опухоль нельзя подкармливать — она сама не рассосется.