Он почти закончил натираться палочкой, когда почувствовал всплеск. Знакомое присутствие в матрице Силы. То же самое, что на Телти, то же самое, что возле Алмании, то же самое, что на Корусканте.
Ученик. В этом он был более чем уверен. Он гордился способностью запоминать всех своих учеников, но это имя почему-то все время ускользало из памяти. Ведь если быть честным, он-:помнил лишь тех, кто заканчивал образование. Те, кто уходил раньше, становились тенями без имени и, облика, и Лея всегда говорила, что однажды они превратятся в сухие строчки статистики.
Он отложил палочку и взял найденную рубашку. Лазерный меч он с пояса не снимал. Люк посмотрел в зеркало: весь перемазан в белой гадости. И белая гадость пузырилась. Компьютер.предупредил, что после процедуры следует полежать. Люк надеялся, что получит шанс отдохнуть.
Он захромал вниз по ступенькам. Тело слушаться не хотело, казалось, что вместо мускулов — сгустки боли. Розовые прожорливые пузыри здорово его ослабили, потому что на ожоги и раны он тратил слишком много сил. Да будь у него процентов десять прежней мощи, он был бы в порядке.
Размеры значения не имеют…
Ладно, будем надеяться, что он сможет правильно распорядиться тем огрызком Силы, что остался у него.
Он прислушался. Ткань мира шла волнами, он чувствовал мощь, которой не встречал ни в одном человеке со времен Императора. Среди учеников никто не обладал такой силой, в этом он был уверен. Кем бы ни был таинственный незнакомец, он стал сильнее с тех пор, как покинул Явин.
Бракисс обладал столь мощным талантом, что сам Император отобрал его у матери несмышленым ребенком, чтобы, лично обучить. И Бракисс боялся.
Лея однажды спросила: как можно почувствовать, не находится ли рядом с тобой тот, кто ступил на Темную сторону? Ответить он не сумел, вспомнив, как не мог ощутить присутствие Дарта Вейдера, когда тот не хотел, чтобы Люк о нем знал. Йода этому не научил. Впрочем, он многому не научил молодого джедая. До всего пришлось доходить собственной головой, и Люк время от времени подозревал, что не до всего он дошел правильно.
Сейчас бы он мог рассказать, что при этом испытываешь.
Как будто в прекрасный мирный полдень на тебя обрушивается ураган. Как будто порыв ледяного ветра пронизывает тебя в нагретой комнате. Как будто умирает тот, кого ты любишь.
Он отследил ощущение. Чем ближе к источнику, тем сильнее. Люк схватил первую попавшуюся трость и заковылял прочь из дома под жаркое солнце Пидира. И остановился.
Посреди улицы стоял человек. Он был выше, чем Люк, но этим его не удивил: очень многие люди были выше Скайуокера. Человек был закутан в черный глухой балахон и обут в военные сапоги. Под плащом угадывались доспехи. Необычным было только лицо — человек носил маску смерти. Люк видел такие в музее, но на лице у кого-нибудь — никогда. Генданиане надевали подобные маски, когда достигали почтенного возраста, отчасти для того, чтобы скрыть свои годы, отчасти — чтобы и после смерти сохранить воспоминания. Маска хранила информацию. Теми масками, которые видел Люк, ни разу не пользовались.
Маска на высоком человеке — белая с черными метками — была словно сплавлена с кожей. Глазницы были пусты и черны, рот — узкий и твердый. В уголках век сверкали крошечные кристаллы. Как раз там и записывалась информация, если память Скайуокера не подводила.
— Все еще не узнаешь, учитель Скайуокер?
Голос был очень глубок и раскатист; он звучал незнакомо. Знакомыми были лишь интонации. Голос взрослого человека, говорящего, словно ребенок. Он знал только один такой голос.
— Дольф? — спросил он.
Рот маски слегка приоткрылся. Люк почувствовал удивление собеседника. Дольф считал себя неузнаваемым.
— А ты лучше, чем я предполагал, — звучный голос заполнял улицу. Сухой ветер играл складками черного балахона. — Но теперь мое имя — Куэллер.
Все зависело от того, как будут сыграны следующие ходы. Дольф, бесспорно, был очень талантлив, но в его сердце всегда жила тьма. Необычная тьма. Всем ученикам приходилось сражаться с собой, с тем, что никому не сделало бы чести. Многие побеждали в бою. Но Дольф не стал задерживаться на Явине, не успел развить свой талант, не захотел рассеять мрак. Он ушел среди ночи, получив известия из дома.
— Ты уехал до того, как я успел выразить соболезнования о смерти твоих родных, — сказал Люк.
Дольф (Люк отказывался называть его Куэллером) улыбнулся. Маска смерти двигалась с пугающей реалистичностью.
— Благодарю тебя, учитель.
Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
Эффект получился ошеломительный. Маска смерти внушала примитивный, но неодолимый страх. Люку захотелось сделать шаг назад. Он почти отступил.