Новогодние и другие зимние рассказы русских писателей

— В прошлом годе, — заговорил смотритель, — семья у нас одна проезжала трактом, да попала вот этак же в пургу… с дороги-то сшиблись маненечко… занесло их, гора горою! Лошади-то пришли, и ямщик приехал верхом, а тех-то только на шестой день разыскали, да и то случай такой вышел, что заметили, будто волки что-то все на одном месте рылись да нюхали, — по их рытью и нашли, — женщина одна была, чиновница из Сергиополя, с двумя детками и мужем. Большаки-то пережили, отошли, как на станцию доставили да теплым отпоили, а малолеток Господь прибрал. Так-то!

— Это как Господь кому положил предел, так оно и быть должно! — глубоко вздохнул купец постарше. — Кому в огне сгореть положено, кому в воде утопною смертью погибнуть, — кому как… И ты уже что хошь гордостью своею измышляй, а супротив предопределения Божия ничего не поделаешь!

— Это он верно! — оживился товарищ помоложе. — Семен Иванов — это ты как раз! У нас в Краснохолмске, господа честные… и по сю пору живет, чаем торгует Уточкин, купец первой гильдии, — так что же он сделал! Забрался в Чистый понедельник с товарищем на колокольню, к часам звонить, дело-то было еще с угару масленичного, в голове жернова мололи, кузнецы нажаривали… Вот забрались они, Уточкин и говорит: «Что ты думаешь, друг, коли мне, купцу первой гильдии, не положен такой предел, чтобы, с колокольни ахнувши, жизнь свою положить, должен я расшибиться аль нет? Коли не должен, так целу мне быть, ежели прямым трактом, а коли должен, так ты меня хоть под руки своди с лестницы, а быть мне внизу в раздроблении…» Только он это сказал, да, перекрестившись, и бултых через перила…

— Ну, что же? — послышалось в землянке рядом несколько вопросов.

Молчаливый собеседник и тот словно встрепенулся и приподнял голову.

— А ничего… Народу много внизу было, все видели, как его с карниза да об карниз валяло, на зонт потом кинуло, да с зонта обземь. Два ребра сломал, печенку зашиб, да ногу пониже колена пополам, а то жив остался, выходился, таперича с костыльком только гуляет… Недавно старостою церковным обществом выбрали, потому купол позолотил на свой счет и крест на колокольню новый поставил…

— Это именно потому так и обошлось благополучно, — объяснил барон, — что вашего купца, как вы изволили выразиться, «с карниза да об карниз валяло», и потом зонт помог, тоже ослабил удар… иначе бы…

— Да уж там, — по тому ли, по-другому ли, а все не без предопределения…

— Я читала, у Лермонтова это есть, — заговорила своим нежным голоском Елена Ивановна, — что какой-то офицер тоже, испытывая судьбу, себе в лоб выстрелил, но пистолет осекся, а когда он второй раз в фуражку…

— Был у нас сотник один, — перебил есаул Гвоздев, — шибко ему не везло в жизни. Влюбился бедняга, — невеста изменила, играть начал, — продулся до нитки, запил горькую и порешил с собою покончить… Только в Бога он веровал и сам на себя рук не хотел накладывать, а дело было в Севастопольскую еще кампанию. Так вот стоит наш редут… (есаул показал при этом на большой кусок швейцарского сыра), а так вот, впрочем, немного поближе (тут он тронул рукою половину холодной жареной курицы и даже действительно пододвинул ее поближе к сыру), — так вот французские ложементы, камнем рукою перешвырнуть можно было, не то что из ружья пулею. Сидели мы в своих норах смирно — и стерегли друг друга… Палец кто шутя выставит, назад не уберет, — готово! Не то что выйти самому наружу… Вот этот самый сотник и надумал. Выйдет совсем на бруствер, сготовит трубочку, ходит да попыхивает… Треск просто пойдет по французским ложементам, дымом все застелет, а ему хоть бы что! Ни одна шальная не задевает!.. Дня три так гулял, а потом французы стихли; из их траншеи тоже вышел один штаб-офицерского звания. Позвольте, говорит, мою сигару из вашей трубочки закурить!.. Руку пожал, карточку свою сунул и прочь пошел. Наши, конечно, француза того не трогали, — да и французы просили, письмо присылали, чтобы «сет брав русс» больше не ходил, потому его трогать не приказано, что же войне-то мешать своим порядком продолжаться?!

— Потому пределу ему не было положено, чтобы от пули! — обрадовался купец.

— Положим, что это все довольно странно, но все-таки я полагаю, что все это не больше, как стечение обстоятельств, — принес и от себя барон лепту на общее времяпрепровождение, — со мною тоже было нечто в этом роде. Был я однажды командирован его превосходительством, по очень важному и секретному делу, а главное, времени терять нельзя было ни одной секунды, потому что каждый лишний час мог принести немало трудных политических осложнений!

Барон приостановился на минуту, чтобы все мы могли всласть проникнуться смыслом всего сказанного, уразуметь сие и отнестись с должным вниманием и к рассказу, и к самому рассказчику.