Но на лестничной клетке на самом деле никого не было. Она была ярко освещена, и на сером плиточном полу Виктор увидел большую розовую коробку, перетянутую белой шелковой лентой. При мысли, что это могла быть бомба, ему стало скучно. Ну кому это нужно было бы убивать его? Разве что теракт? Но тогда в каждом букете от неизвестного лица, в каждом новогоднем подарке жди взрывчатки… Глупости. Коробка. Розовая. Как и костюм. Это женские штучки. Да это Алиса. С жиру бесится, развлечься решила, давай, говорит Лоре, отправим твоему мужу в Москву цветы, а что, ему приятно будет… Сам-то он ничего не может… Даже ромашки в июле… Это ее выражение, Алисы… Вредная баба.
Он вдруг так хорошо представил себе, как две подвыпившие мадам входят, пошатываясь, в цветочный магазин и, похохатывая, заказывают букет цветов, как выбирают розы или хризантемы, как Лора подписывает крохотную открытку: «Дорогому Вику от Лоры…» Хотя вряд ли доставка цветов обеспечит ему открытку, подписанную рукой любимой жены. Просто цветы, и все…
Он взял коробку легко, без страха, и только потом, уже после того, как коробка оказалась в квартире, на полу, и была открыта, он вдруг понял, что поступил крайне неосмотрительно, что он попросту еще не проснулся, когда совершил это, что он… Он мог бы погибнуть, а вместе с ним – целый дом.
В коробке лежал аккуратно сложенный костюм его жены. Тот самый, что он видел не так давно в витрине магазина. Вот так и сходят с ума, подумал он и принялся ощупывать костюм. Достал сначала жакет, осмотрел его… Кошмар продолжался. Кровь. На жакете была кровь. На юбке – ничего подозрительного, никаких пятен. Пора было просыпаться. Витрины, коробки, костюмы, да еще это пятно в области сердца. Что это? Носовой платок и тоже в крови… Словно та женщина, что была в Лорином костюме, пыталась остановить кровь… Туфли. Тоже розовые. С белым тоненьким бантом. Даже нижнее белье. Вот только точно ли оно принадлежало Лоре или нет, он сказать бы не смог: его никогда не интересовали подобные мелочи. Он всегда воспринимал жену целиком, как женщину, видел ее и чувствовал сквозь ткань, кружево, какие-то бретельки, шелковые розочки… Запах. А вот запах-то, пожалуй, принадлежал ей. Это были ее духи. Вещи пахли ее духами. Названия которых он так и не вспомнил, хотя хотел купить ей такие же… То ли «страсть» в переводе с французского, то ли «унижение», что-то непонятное, он еще подумал тогда, что духи – опасная вещь, провокационная… Как подумал, так понял, что не знает свою жену, что она отдаляется от него, что она смеется над ним, что она его не любит…
И вот теперь он сидел на полу, перед раскрытой коробкой, перебирал вещи Лоры, перепачканные кровью (пятна были сухими, жесткими), и думал о том, что с ней случилось что-то страшное. И что коробку эту ему подсунули не случайно. Что его жена может быть еще жива… Если бы она была мертва, то какой смысл в этой коробке? В смерти вообще нет смысла.
Он бросился к телефону. В Париже была глубокая ночь. Трубку взяла Алиса. У нее был сонный и вялый голос. Она спросила его о чем-то по-французски.
– Алиса, это я, Виктор. Позови Лору! Что-то мне сон нехороший приснился.
Сначала было тихо, Алиса просыпалась, открывала свои огромные голубые глаза, потом, сообразив что-то, сказала со вздохом:
– А ее нет…
– Как это?
– Я сама хотела тебе звонить, посоветоваться с тобой, Вик. Понимаешь, два дня тому назад она вышла из дома. Отправилась за покупками, и… все. Она не вернулась. Я подумала, что она загуляла. Нет, ты ничего не думай, мы вообще-то хорошо здесь себя вели, ничего лишнего себе не позволяли, но что еще я могла предположить, когда она не вернулась?
– Не-не-несчастный случай… – заикаясь, пробормотал Виктор. В пижаме ему стало невыносимо жарко.
– Нет, это исключено. Хотя… Не знаю… Ты не переживай, она вернется.
– Алиса, ты что-то знаешь? У нее кто-то есть? Она потому так часто и ездит к тебе, что у нее кто-то появился? Она решила бросить меня? Или с ней случилась беда? Не молчи, слышишь?! – заорал он в трубку. Квартира ответила ему жуткой тишиной.
– Я позвоню тебе, когда она вернется, – ледяным тоном ответила Алиса. – Спокойной ночи.