– В норе, – поправил вдруг Терентьев. – То, что ты называешь штабом, мы зовем норой. И нора наша – на обратной стороне Луны, на базе Королев-джи. Продолжай!
– …тем более что один безвылазно сидит в норе, второй вообще политик, если я правильно понял, третий… – Виталий на миг запнулся. – Третий – желторотый юнец, если разобраться. И получается, что работает, по сути, только один – вы. Один эксперт на весь флот и все в придачу вооруженные силы? Не верю.
– Во-первых, с тем количеством аварий, с каким имеют дело флот и вооруженные силы в целом, справляется и один эксперт, – спокойно уточнил Терентьев. – А во-вторых, если мы в тебе не ошиблись, а мы ошибаемся редко, ты быстро перестанешь быть самокритичным желторотым юнцом и станешь ценным помощником единственного эксперта, а там вскоре и сам превратишься в эксперта. У тебя и шансов-то других нет. Ну а в-третьих…
Терентьев неожиданно замолчал, словно не мог с ходу решить – посвящать Виталия в какие-то свои тайные помыслы или нет. К счастью, решил посвятить, потому что обратное было бы для Виталия на данном этапе большим разочарованием.
– Ладно, скажу, но это – в особой степени не для прессы, поскольку не наша епархия. Пару раз на моей памяти у нас изымали образцы и забирали вполне успешно развивающиеся дела. И оба раза это касалось артефактов, которые я бы скорее отнес к оружию, чем к корабельным системам. Из чего несложно заключить, что существуют и другие подобные группы, по крайней мере, почти наверняка где-то орудуют наши коллеги, эксперты-оружейники.
– А обратное происходило? Чтобы чьи-нибудь дела передавали вам?
– Такого не было ни разу. Но я в эр-восемьдесят всего четырнадцать лет. Может, раньше и случалось. Такие дела, шуруп. Садись, стартуем.
Виталий опустился в пилотское кресло, остро чувствуя, что в жизни наступают чувствительные перемены. Последние шесть лет он делал все, чтобы стать пилотом и с гордостью носить флотский мундир. Но судьба распорядилась иначе, и пока было совершенно непонятно – к добру перемены или к худу.
– Взлетай, – сказал Терентьев, переключая управление на Виталия. – Твоя вахта.
«Вахта длиною в жизнь, – подумал Виталий с неожиданным пафосом и запустил двигатели. – Вперед, в шурупы…»
Максим Черепанов
Космос, истребитель, девушка
На низеньком столике аккуратно расставлены: кукла, плюшевый медвежонок, шприц, игрушечный трактор, боксерская перчатка, еще какие-то предметы.
– Аня, тебе сегодня пять лет, – говорит незнакомая тетя в странной одежде, – ты уже большая девочка. Поздравляю.
Рядом стоит мама. Она не напугана, но явно волнуется, молчит и поджимает губы. Странно, почему бы? Тетя совсем не страшная.
– Ты должна выбрать. Посмотри на столик и возьми что-то одно. Вещь, которая тебе больше всего нравится. Не торопись, подумай. К чему тебя сильнее тянет?
Мама показывает глазами на красный мячик, или кажется?
Сколько же тут бесполезной ерунды…
Маленькая девочка делает шаг вперед и уверенно берет в правую руку игрушечную ракету. Она теплая на ощупь и красивого серебристого цвета. Такого же, как блестящие штучки на тетиной одежде.
Мама почему-то резко отворачивается к окну. Ее плечи вздрагивают, будто ей холодно.
Тетя кивает. В уголках ее губ – сдержанная улыбка.
После начальной школы детей перемешали классами, и ты идешь по проходу между партами, прижимая киберпланшет к груди, немного растерянная, но ужасно гордая тем, что тебе уже исполнилось десять. На проекционном экране мерцает нечто, напоминающее приборную панель папиного кара, но только приборов и рукояток гораздо больше. Это кабина легкого истребителя «Хорнет», некоторое время назад снятого с вооружения, но ты пока не знаешь об этом. Вокруг галдят, усаживаясь, свободные места исчезают быстро, но ты не очень-то торопишься с выбором. С кем сядешь, с тем и придется делить парту весь год, это же понятно…
– Привет, – говорит, глядя на тебя, незнакомая девочка. Ты оглядываешься, но рядом никого нет. Она обращается к тебе. Ее глаза голубые, твои – карие, ее волосы белее снега, твои – черны, как ночь. Обоюдно выигрышный контраст, думаешь ты.
– Садись со мной, если хочешь, – продолжает она, – меня зовут Маша. Маша Самойлова, это моя фамилия, прикинь? Нас с этого класса будут звать по фамилиям, совсем как взрослых, ага? Глупость, фу-у-у. Я всегда была просто Маша, а теперь буду какая-то Са-мой-ло-ва. Ты толкай меня локтем, если я буду забывать откликаться на это…
– Привет, Маша, – говоришь ты, садясь, – меня зовут Анна. Анна Якшиянц.
– У тебя еще глупее фамилия! Шиянц какой-то. Подожди, это тебя хвалили на линейке, ты же круглая отличница? А мне восьмерку влепили по рисованию, прикинь, и из-за этого не все десятки. А зачем нам рисование, мы же будущие операторы, я так папе и сказала! А твой папа может разорвать мрыгга голыми руками? Нет? А вот мой – запросто!
Никто не может разорвать голыми руками двухметровую ящерицу в чешуе, твердой как сталь, и ты уверенно говоришь:
– Чушики!