Новолуние

Вечером, когда баня была готова взлететь, как воздушный шар в небо от жара, царившего в ней, мы сидели внутри с бокалами холодного пива, которое привезли ребята и говорили на обычные житейские темы. Темы, которые в последнее время для меня стали чем-то отдалённым и забытым с моими тренировками и новыми знаниями о моей истинной природе.

– Твой батя – хороший человек, – заговорил Салават, когда мы сидели в предбаннике. – Ты вроде с ним в неладах был раньше?

– Да, – кивнул я, – поссорились с ним.

– Я видел в твоей комнате фотографию тебя с девушкой. Вы расстались? – спросил Макар, переводя дух. По нему было видно, что холодное пиво и жар бани сказались на нём больше, чем на остальных.

– Нет, не расстались, – замялся я. – Она умерла, – сдерживая накатывающую меланхолию, ответил я.

Глаза Макара округлились и забегали от волнения. По нему было видно, что ему стало неловко за свой вопрос.

– Прости, я не хотел… – начал было оправдываться он.

– Всё нормально, ты же не знал, – прервал я его.

– Соболезную, – похлопал меня по плечу молчаливый Булат.

– Спасибо, друг, но это было давно, я уже пережил это, – солгал я.

На некоторое время ребята замолчали, видимо, не находя иных тем, чтобы не затрагивать натянувшихся струн души. Понимаю их, им стало неловко. Да и Макар, наверное, всё ещё корит себя за свой вопрос.

– Мы познакомились с ней на новый год в 2011 году, а осенью её не стало. Врезались в Камаз с друзьями на тачке, когда пошли на обгон, – продолжил я. Они всё равно рано или поздно об этом узнают. – Я винил себя долгое время потому, что летом до этого дал попробовать ей травы, а потом она связалась у себя в городе с компанией торчков.

– Да не, не вини себя. Твоей вины тут нет. У неё же своя голова была, – выдал Булат и вытянулся на скамейке. – Вот я виню себя из-за долгов в универе, о которых вру родителям, здесь точно есть моя вина. Я ж ни фига ничего не делаю, чтобы их закрыть, но взять и собраться тоже не могу, а перед родителями очень стыдно.

– Да ты хитрый татарин, – засмеялся Макар. – Выкрутишься как всегда, – он сделал небольшую паузу и продолжил. – Мои родители всю жизнь любили мою младшую сестрёнку больше, чем меня. Мне было всегда обидно, и сколько бы я ни пытался им угодить, всегда находилось что-то, что я делал неправильно. Всегда находилась какая-то ошибка, какая-то моя привычка, до которой они докапывались. Иногда это жутко бесит, хочется послать их и, хлопнув дверью, уйти куда глаза глядят, но это мои родители, и они у меня одни, чтобы они ни говорили. А сестрёнке всё с рук сходит. Иногда складывается такое чувство, что они жалеют, что у них есть я.

– Не неси фигни, – прервал его Салават. – Она просто младшая, вот ей и сходит всё с рук. У меня тоже мелкую балуют. Просто у них у самих не было ничего в своё время, и сейчас они хотят дать всё, что могут. А в наше детство в девяностых что они могли нам дать? Ничего.

В предбаннике повисла тишина. Парни сидели задумчивые, и каждый прокручивал в своей голове что-то такое, чем хотел поделиться, но не решался, чтобы не казаться слабым. Каждый хотел выдать что-то, что, возможно, будучи высказанным, меньше тяготило бы душу, но никто так и не решился продолжать. Никто не хотел жаловаться. Никто не хотел выглядеть слабым и беспомощным. Так нас вырастили. Такими мы стали. Мало кому удаётся высказаться и выпустить пар. Я знал, что Салават нуждается в разговоре, что ему необходимо выговориться, чтобы не держать всё в себе. За его коммуникабельной и смелой натурой всегда скрывался человек, которому просто необходимо выговориться, немного пожаловаться на свои проблемы и получить доброе слово в ответ. Но этого не случилось. Мы вернулись в баню, попарились немного и пошли в беседку.

Отец был приятно удивлён, когда мы начали играть на гитарах и петь песни. Он, видимо, не ожидал, что мы настолько талантливы. Я весь вечер ловил его восхищённый взгляд на себе и был неимоверно счастлив быть признанным отцом. Наверное, я тоже готов из кожи вон лезть, чтобы заслужить внимание отца даже сейчас, когда я уже взрослый человек. Даже сейчас, когда у отца появились седые волосы, а я стал независимым. Вокальные способности Булата поразили отца, по его словам, он ни за что бы не поверил, что парень может хорошо петь и при этом так же хорошо разбираться в автомобилях. Булат покраснел, поблагодарил отца и опустил смущённо глаза.

Солнце опустилось за горизонт. Жара немного спала, и обычный летний день в кругу друзей подходит к концу. Казалось бы, такой обычный день, что не может сравниться с моим стандартным тренировочным днём этого лета в качестве будущего вожака стаи, но они всё равно поселили в моей душе какие-то белые эмоции. Этот день пролетел слишком быстро. Хотелось бы мне, чтобы он никогда не кончался, но опустившиеся сумерки говорят мне, что это невозможно.

Позже, когда я выделил ребятам спальные места и направился в свою комнату, уже с трезвеющей головой, я встретил отца, который стоял около своей комнаты.

– Елизар, – окликнул он меня.