– Как раз думала о том же, – отозвалась Патти.
– Ну и какой смысл?
– Вот-вот.
Агнес еще раз оглянулась на Джейка, который по-прежнему смотрел ей вслед. Почувствовала, как сгорбилась ее спина под его пристальным взглядом, и распрямилась. Ее так и подмывало стукнуть его, поэтому она со всех ног помчалась туда, где разделывали мясо взрослые, к числу которых она принадлежала.
На следующее утро они взялись ломать лачуги, построенные Новоприбывшими. Доски и древплиты таили в себе множество опасностей – ржавых штырей и гвоздей, тонких зазубренных заноз и плесени.
Агнес в одиночку трудилась над маленькой постройкой. Снаружи она была обита крышками от старых ящиков из-под яблок. Стены украшали пыльные, потрескавшиеся виды идиллических фермерских садов. По полу лачуги шныряли песчаные крабы. Агнес оторвала одну из крышек, пыль и мелкие опилки облаком окутали ее. Попытки прикрыть рот не помогли. После нескольких досок Агнес вывалилась наружу, сотрясаясь всем телом в приступе кашля. Скорчившись и схватившись за живот, глядя, как все вокруг расплывается перед слезящимися глазами, она вызвала в памяти давнее прошлое, и ее желудок скрутило ужасом. Ей вспомнилась она сама в маленькой спальне, сжавшаяся в розовой кроватке и кашляющая в розовые простыни до тех пор, пока на них не появились алые брызги, освещенные отсветом ночных огней Города. Мысленно она увидела, как вбежала мать, подхватила ее, прижала к груди и помчалась в коридор, по бесчисленным лестницам в другую квартиру. Там было пусто, пахло хлоркой. Квартира принадлежала частному врачу, которому мать платила за экстренную помощь. Почти никто из врачей теперь не брался за экстренные случаи, потому самих экстренных случаев больше не было. Из-за перенаселенности их воспринимали примерно как судьбу.
Когда мать положила ее к врачу на кушетку, Агнес увидела собственную кровь на материнской рубашке. Не просто сгусток или мазок. Нет, кровь выглядела так, словно отпечаталось само ее лицо – маленький глаз, гладкая щека, разинутый рот. И теперь иногда, шагая по лесу, она замечала где-нибудь яркое пятно – лишайник на столе дерева или валун, ухмыляющийся среди зеленой травы, – и вспоминала эту половину лица, ее лица. Это был слепок, посмертная маска смерти, которую она обвела вокруг пальца. Ту же маску она видела в разных местах, на разных вещах. В пятнах других цветов. В зеленой крови деревьев. В голубой крови воды. В лепестках белых цветов на ветру. Во всем, благодаря чему все это было живым, что составляло сердцевину его непостижимости.
Когда она снова увидела мать, был уже следующий день, отметина исчезла. Новая рубашка. Чистая, персиковая. Агнес помнила, как разозлилась, что мать избавилась от следов такого момента.
Но эти броски к врачу случались и до того. И после.
– У нее развивается привыкание, – вспомнила Агнес слова врача о лекарстве.
– Что-нибудь можно сделать? – спросила ее мать.
– Ничего. Все дело в том, где мы находимся. Разве что вы найдете для нее другой воздух. – Врач осеклась. И горько усмехнулась, потому что сама мысль об этом была нелепа. Надо же, дышать другим воздухом.
Агнес выпрямилась, глубоко и осторожно вдохнула другой воздух и заметила, что на нее смотрит Долорес. Девочка выглядывала из-за кособокой лачуги, на углу которой, обитом фанерой от какого-то ящика, виднелись буквы
Долорес слабо покашляла в ладошку, подражая приступу Агнес. Кажется, пыталась выразить сочувствие. Или это был ее тайный способ узнавать своих. Да, вид у нее определенно болезненный. Как будто она поправилась совсем недавно. Долорес была чахлой, с тусклыми волосами и желтоватой кожей. И темными кругами под глазами. Держалась так скованно и опасливо, словно боялась неосторожным движением вызвать мучительный спазм. Все это откуда-то помнило тело самой Агнес.
– Эй! – позвала Агнес. Глаза Долорес округлились и блеснули, словно она растерялась оттого, что ее заметили. – Ты как?
Громко и смущенно сглотнув, Долорес все же вышла из-под прикрытия и нерешительно направилась к Агнес.
– Почему в группе нет других таких же детей, как ты и твой брат? – спросила Агнес.
Долорес снова вытаращила глаза, услышав обращенный к ней вопрос. И пожала не только плечами, но и как будто всем телом, убеждая Агнес поверить ей. Она не знала.
Девочка села, достала резиновый мячик и покатила его по песку к ногам Агнес. И жестом показала, чтобы Агнес покатила мячик обратно. Агнес встала на колени.
– Был один, – сказала Долорес.
– А-а, – отозвалась Агнес.
– Сколько тебе лет?
– Не знаю, – сказала Агнес.
– Правда?
– Правда. Может, даже тридцать. Но, скорее всего, я намного младше. А тебе сколько?
– Больше трех.
– Здорово.
– А цветы здесь есть?
– Здесь полно цветов, но только в определенные времена года.
– А какое сейчас время?
– Осень.
– Сейчас цветы есть?
– Вообще-то нет.