Новые Дебри

Глаза Долорес стали огромными, маленький рот задумчиво сжался. Ей повезло попасть сюда. Попасть сюда и выздороветь. Агнес считала, что где-то в глубине души Долорес понимает это. На миг пространство перед ее мысленным взором занял образ маленькой больной Долорес, неудержимо плюющейся кровью, как когда-то плевалась сама Агнес. Зрелище было жуткое и отчаянное, и она поспешила вытеснить его из головы. Помнить себя такой – еще ничего, но подвергать этому кого-то другого слишком жестоко, пусть даже в воображении.

Когда они только прибыли в штат Дебри, Агнес была одной из пяти детей. Сестра и Брат выжили, а Эли быстро умерла. Может, просто была уже слишком больна, чтобы выдержать трудности новой жизни. Здесь подстерегали и другие опасности. Взрослые должны были понять это.

Ей вспомнилось, как уехала Флор, когда ее мать, Мария, решила, что ошиблась с приездом сюда. Мать Флор перепугалась после первой же смерти и после того, как медведь разорил их лагерь. Никто не пострадал, но медведь все не уходил, валялся на их постелях, гадил на них, пытался сожрать все их припасы. Они обходились без еды два дня, пока выслеживали его и ждали возможности убить. Пока они придумали, как все это сделать, прошло несколько голодных дней. На следующем Посту Мария направилась прямиком к Смотрителю за стойкой и объявила:

– Я сдаюсь.

– Сдаетесь? То есть как сдаетесь?

– Даже не знаю. Отказываюсь от своего гражданства в Дебрях.

– Леди, что за хрень вы несете?

– Я хочу домой.

– А, тогда ладно. Поезжайте домой.

Она недоуменно уставилась на него:

– Но как?

Он вытащил лист бумаги.

– Расписание автобусов. Когда выберете время отъезда, мы можем вызвать вам такси.

Может, они месяц прожили там в ожидании.

Следующей весной Дебра на очередном Посту получила письмо от Марии. Малышка Флор умерла.

– Ну, умереть она могла и здесь. – Дебра через силу пожала плечами. Не было никаких гарантий.

Агнес улыбнулась, Долорес серьезно посмотрела ей в лицо, потом ответила неуверенной улыбкой. На момент прибытия сюда Агнес была старше, чем Долорес сейчас, и представить не могла, каково это – оказаться здесь в возрасте трех лет. Ей захотелось сказать что-нибудь, чтобы вся нерешительность исчезла с лица Долорес.

– Долорес! – рявкнула Линда, и девочка бросилась к матери. Линда уставилась на Агнес с любопытством и недоверием, а ее дочь тем временем нырнула к ней под руку, в самое надежное место, как птенец под крыло. Личико Долорес стало безмятежным. Агнес ощутила щемящую пустоту. Она помнила, каково быть такой маленькой, оказываться в безопасности с такой легкостью. Агнес радовалась, что уже взрослая. Но скучала по чувству защищенности вроде этого. Оно исчезло из ее жизни навсегда.

Теперь, когда вокруг было столько новых лиц, чтобы их разглядывать, она вдруг осознала, что не представляла себе лицо матери с тех пор, как они вошли в темный лес. А до того каждый день она просыпалась посреди сна, в котором видела материнское лицо. Не саму мать. Только ее лицо, нависающее надо всем, что она видела или слышала во сне. В том сне, где стая койотов напала на их лагерь, лицо ее матери было луной, освещающей бойню. Во сне, когда она нашла спрятанную под подушкой связку дикого лука, стоило ей только отряхнуть землю с маленькой белой луковицы, как на ее перламутровой кожице проступило лицо матери. Материнское лицо было у совы, которую Агнес вспугнула, когда ушла вместе с Вэл ловить лягушек. Нет, это было уже взаправду, а не во сне. Они ловили лягушек и собирали улиток на ужин. А ее мать раздраженно смотрела на них сверху. Агнес могла поклясться, что видела страшное лицо матери. Ее сердитой матери, до сих пор сердитой на нее.

Селеста шаркающей походкой подошла к Агнес, всем телом выражая что-то вроде испуга.

– Бр-р… – Она выжидательно смотрела на Агнес.

– Бр-р? – вопросительно повторила Агнес.

– БР-Р, – с ударением повторила Селеста, оглядывая руины лачуги. – Так глупо, – пояснила она.

– Почему?

Селеста надулась.

– Я скучаю по своему домику.

– В Городе? – уточнила Агнес.

Селеста закатила глаза.

– Нет, здесь. В нем было окошко и занавески в цветочек. И гладкий пол, на котором я танцевала, и пахло в нем розами.

– Врешь ты все, – сказала Агнес. – Здесь ничто не пахнет розами.

Она даже не помнила, когда в последний раз нюхала розу. Все, что она нюхала, пахло морской водой, гнилью, солью и елками.

Селеста покачала головой.

– Я же прикидываюсь, дурочка.

Агнес кивнула, хоть и не знала точно, есть ли разница между притворством и ложью.

Селеста продолжала:

– И потом, где бы я взяла занавески? Здесь же на миллион миль вокруг нет ничего гладкого. Но так я чувствую себя легче.

– А зачем тебе чувствовать себя легче?

– Потому что мне грустно.

– Почему?

– Потому что я не хочу быть здесь.

– А-а… – Агнес смотрела в землю, пытаясь собраться. Ее мысли неслись вскачь. Гнались за чем-то. За каким-то чувством. Каким? Оно уже было рядом, только протянуть руку…

– Мне тоже было грустно, – выпалила она на одном дыхании.

– Когда? – Селеста прищурилась, готовая мстить, если ее разыграют.

– Когда попала сюда.