Новые гладиаторы

– Эх, гранатку бы им добавить. Но придется так, – говорит Леха и уже другим, командным голосом орет в снежный сквозняк: – Охране бросить оружие и приготовиться к сдаче! Пленным подарим жизнь. За любой выстрел будем карать по законам военного времени. Мы заходим!

С той стороны зала, из-за стойки, появляются осажденные гладиаторы. Они смотрят на нас несколько настороженно, но, увидев меня, расслабляются. Я здесь своеобразный индикатор «свой-чужой», единственный человек, которого на подземном уровне знают если не все, то многие.

У боковой стены с поднятыми руками стоят трое охранников. Остальные убиты или тяжело ранены.

Лидер наших союзников – крепкий, слегка прихрамывающий мужчина лет сорока с ухватками блатного – отдает короткий приказ. Его люди начинают методично достреливать раненных и собирать трофеи.

Аристарх с Рыжим и Жгутом тоже пополняют боезапас.

Мы с Лехой идем к маленькой шеренге пленных, где встречаемся с боевыми товарищами и обмениваемся с ними рукопожатиями.

– Снегирь, – представляется их лидер. – А это ты, доктор? Привет!

Тут я припоминаю, что этого самого Снегиря с месяц назад штопал после боя на трезубцах. Рана у него была в переднюю поверхность бедра, потому он теперь и хромает.

– Леха Краб, – представляется наш прапор.

– Сеня. – Вождь союзников ухмыляется и спрашивает: – Леха, что с цириками делать будем? Может, на Луну отправим? Еще жратву на них тратить!..

У двух охранников лица обреченные, тупые. В третьем я узнаю Петросяна. Он держится чуток пободрей своих сослуживцев. На его физиономии застыло упрямое, вызывающее выражение.

За нашими спинами потихоньку собирается народ, закончивший грабить награбленное.

– Жратвы тут наверняка навалом. Одного мяса для тигров, небось, тонны две. Пусть поживут пока, раз я обещал. Да и потолковать с ними есть о чем. Только пойдем-ка отсюда. А то шибко холодно.

– Да уж, одеты мы не по-зимнему. – Снегирь ежится. – В такой пижме по морозу долго не поскачешь. Пошли, братва, к нам. Там и печечка растоплена, и пошамать найдется.

– Надо на выходе к лифтам пару человек поставить. Никто не знает, сколько тут охраны еще бегает. Накроют нас, как мы их. Окна тоже надо бы посторожить.

– Дело хорошее. Эй, Абдулла. На тебе шпалер. Возьми кого-нибудь из земляков, покараульте у выхода. Мы через часок вас сменим. Митек, а ты здесь, у стойки покарауль. Если кто с улицы полезет – шмаляй, не стесняйся.

Помянутый Абдулла – не кто иной как мой старый знакомец Рахматулло. Он подмигнул мне и заулыбался. В руках у него бутафорская сабля, какие обычно на стенах для красоты вешают. Ствола, видать, обидчику Штрауса не досталось. У этих ребят огнестрельного оружия на всех не хватает. Поэтому приказ Снегиря таджик принимает с энтузиазмом.

Леха уходит с часовыми. Через минуту он возвращается, гоня перед собой охранника, рот которого замотан изолентой.

– Вот еще один в коллекцию.

Мы всей гурьбой втягиваемся в полумрак помещения, расположенного за кухней. В углу стоит большая печь, в ней тлеет груда углей. Наверное, поэтому здесь гораздо теплее, чем даже в каминном зале прошлой ночью.

– Аккуратней! Тут до черта всякой фигни. Ноги не поломайте. Там вон ванны какие-то, лента транспортерная, – предупреждает нас Снегирь.

Кормоцех выглядит точь-в-точь, как ад в диснеевских мультиках. Отсветы огня выскакивают из-за чуть прикрытой печной заслонки и придают нашим лицам какой-то потусторонний оттенок.

На шести чугунных конфорках этой громадной печи до наступления эры электричества персонал, наверное, варил всякие корма для живности. Да и вообще полезно такую штуку в хозяйстве держать. Мало ли что может случиться? Вот оно и произошло.

– К ней и уголька с полтонны имеется, – хвалится Снегирь, как будто он сам по своей прозорливости позаботился о топливе. – Хавки тоже хватает. Холодильники забиты мясом, всяких фруктов полно. Даже бананы есть.

Нас сажают в пластиковые кресла, принесенные из кухни, и вручают по большому куску мяса. Оно жестковатое, не вполне прожаренное, но кажется мне удивительно сочным и вкусным. Не буду говорить штампами, мол, ничего такого я не ел с детства. Наверняка случалось. Просто сейчас все мои ощущения от прежней «доколизейной» жизни остались где-то очень далеко. Даже не важно, где именно.

Рыжий лопает так, что аж за ушами трещит. Остальные если и отстают от него, то не сильно.

– Ну и что делать будем, братва? – спросил Снегирь, бывалый человек, открывая толковище.

Вопрос не столь праздный, как может показаться. Надо выработать стратегию. Все гладиаторы сидят кругом, благо народу не много, а помещение просторное. На пластиковом столе горит пара аккумуляторных фонарей.

Всего нас здесь двадцать девять человек. По социальным группам расклад примерно такой: с дюжину блатных, десяток таджиков, остаток – вояки и спортсмены. Основу последней категории составляет наш боевой квартет. Жгут сразу откололся от нас и перешел в лагерь Сени Снегиря.

– Рвать надо отсюда, – вносит предложение, подкупающее своей оригинальностью, некто Чума, почти двухметровый гоблин с простодушным, но злым лицом.