Новые крылья

Что было бы, будь мы сейчас вместе? Ссоры, обиды, раздражение, упреки. Возможно. Даже наверное. Но я далеко, и нежность меня переполняет. Милый, бесценный мой Демианов! Целую имя твое, мой дорогой учитель, единственный друг. Чтение дневника меня успокаивает, приводит отчасти в чувства. Среди иноязычной какофонии и в неприкаянности моей, он как островок, уютный и тихий, милое пристанище. В седьмом году, был рядом с ним некто вроде меня. Впрочем, не так уж похож, разве, возрастом немного, да и то старше. И не так податлив. Я податливость не телесную разумею. Что касается телесного, только то меж ними и было. И Миша был недоволен, ему было мало одного лишь красивого тела. Так что, нет, не похож тот на меня. Но он недолго и задержался. А я? Если кончено всё меж нами, выходит, и того меньше. Когда-то я увижу его снова? Как-то встретимся? Письмо от Ольги. То, что она пишет, для меня не новости, я их знаю от Тани и от Миши. Но все равно приятно, что Ольга написала мне отдельно от Вольтера и выполнила все свои обещания. Так я ей обязан, аж неловко делается. Прислала свою карточку. Очень она хороша. На карточке красивее даже, чем в жизни. Я и по ней скучаю. Но не по Петербургу. Их бы с Мишей сюда, и ничего больше не нужно. А.Г. грезит Италией, но врачи его не отпустят, по крайней мере, еще недели три. Впрочем, если он захочет уехать, разве ему помешают? Покамест, его здесь кое-кто держит. К маркизу он, что ли, подбирается через эту глупую кокотку? Ну, пусть. Его дело. Лишь бы был здоров и не скучал.

7 июля 1910 года (среда)

Явилась пётиньесса моих Беляночек. При первом взгляде на нее, меня точно громом ударило. Ее лицо – точная копия московского Алеши. Не то, что напоминает его или есть меж ними сходство, а просто то же самое лицо. Поразительно! Откуда у этой женщины лицо того мальчика? Нас представили друг другу по-французски, и по-французски же завелась беседа, приличная в таких случаях, ничего не значащая. Вдруг она, прервавшись на полуслове, обращается ко мне на чистейшем русском языке: «Что с вами? Почему вы так смотрите?» Я извинился, спросил, нет ли у нее родственников Супуновых или Арсеньевых. Она сказала, что не знает никого из русских родственников, кроме отца, что всю жизнь прожила в Лионе, почти не выезжая. Попросила на досуге рассказать о Петербурге. Я обещал. Все никак не мог перестать пожирать ее глазами. Лицо Мышонка. И нет в ней или ее лице ни капли мужественности, оно вполне к ней идет и хорошо смотрится с платьем и тонкими руками. Да и в Алеше не было женственности, только детскость. С ума можно сойти! Сколько раз, смотря в театре «Двенадцатую ночь», или что-нибудь подобное, я возмущался нелепости, неправдоподобию сюжета. Не может женщина так быть похожа на мужчину, чтобы их приняли за одного человека, даже если она его сестра. И актрисы на сцене служили твердым тому доказательством. А вот, жизнь со мной сыграла спектакль, убедив, что в ней может быть что угодно, даже то, чего представить себе нельзя. Невозможное, невообразимое явилось мне, как ни в чем не бывало. Впрочем, если не думать о лице Мышонка, то она очень, очень приятная особа. Тетушки зовут ее Аннет, но я стал называть Анной, и ей это приятно – так отец называет. Милая, добрая девушка, с легким характером, без жеманства и экзальтаций, которые мне в Кики отвратительны. Вопреки ожиданиям, ее приезд моих пожилых подруг не утешил, а, напротив, они больше еще расстроены. Не привезла она им успокоения, стало быть. Однако вид она имеет вполне здоровый, усадили ее, к моему удовольствию, за наш стол. А m-lles Клер и Бланш продолжают интриговать и убиваться. Бог знает, что у них там за фантазии. Но теперь я уж ничему не удивлюсь. Всё может быть. Написал Демианову, о том, что встретил здесь женщину, наполовину француженку, лицо которой нельзя отличить от лица нашего московского Мышонка. На бумаге получилась забавная, веселая история, а мне не до смеха, я потрясен.

8 июля 1910 года (четверг)