– Ладно, ладно, – сказал Франц и, ероша волосы, поспешил вернуться. Возле трубы он остановился и почесал в затылке. Оглянулся вокруг. Потом развел руками. – А как это…
– Вот же олух, – сказала Анна и громко засмеялась.
Чарли посмотрел на недоумевающее лицо приятеля и тоже с удовольствием присоединился к девушке. Улыбнулся даже Суток, не вполне осознавая, что происходит.
Франц посмотрел на них и наконец понял. Смеясь, он побежал к ним.
– Ну ладно, согласен – поймала. Один ноль – ты ведешь.
Они шли вверх по ручью, к истокам. Поток становился все у́же и все извилистей. Склон справа превратился в мозаично потрескавшуюся мраморную скалу. Возле островерхого камня размером с человека они свернули на звериную тропинку, поднимающуюся вверх.
Чарли ступал за чародеем, опираясь на свой посох. Хоть для этого тот все еще годился. Он поднялся на несколько метров и посмотрел назад. Камень сверху походил на чей-то потерянный зуб.
– Так и есть, – сказал Суток, обернувшись. – Это зуб дракона.
Чарли нерешительно улыбнулся. «Дракона?.. Я что, произнес это вслух?»
– В самом деле?
Суток остановился и кивнул.
– Ты очень громко это подумал. Извини, что услышал.
– Эй, Франц! – закричал Чарли вниз. Приятель как раз проходил мимо камня. – Это – зуб дракона! Возле тебя.
Франц задрал голову, потом недоверчиво покосился на камень. Недолго думая, он подобрал возле ног увесистый булыжник и со всей силы запустил его в зуб. До Чарли докатилась волна фарфорового звона.
Понятно, что одним булыжником не обошлось…
– У вас тут водятся драконы? – спросила Анна, немного запыхавшись.
Пришлось ждать Франца, пока он не бросит свои безуспешные попытки отколоть кусочек зуба. Потом все вместе странники поднялись на вершину возвышенности. Перед ними лежало плоскогорье, поросшее мягкими пучками белесой травы и свободно стоящими соснами. Местами между пушистыми травяными кочками проглядывали белые проплешины мраморной горы.
– Нет. Тысячи лет не было никаких драконов, – ответил наконец Суток.
Внизу лежал лес. Верхушки его деревьев покачивались совсем рядом, почти у их ног. Плоскогорье простиралось вперед на несколько километров. Их можно было пройти с удовольствием, как по парку. Теперь путники могли видеть горизонт.
– Это хорошо, что нет драконов, – заметил Франц. – Мой пистолет даже Аврору не остановил. Вот еще стерва, из-за нее рюкзак пришлось бросить. А жрать-то уже как хочется. Желудок к позвоночнику прилип.
Суток показал ему на траву.
– Вот эти круглые грибы можно есть сырыми. Но только с белыми шляпками. Сливочного цвета не трогай.
– Правда? – Франц с сомнением смотрел в спину чародея. – Белые можно? А с этими сливочными что не так? А как их отличить!
– Не трогай! Мы тебя потом не соберем…
Парень повертел в руках гриб. Белый он или нет? И с досадой бросил обратно в траву.
Они шли цепочкой по едва видной глазу неизвестно кем оставленной тропинке. Небосвод тихо и безоблачно сиял над ними бледно-голубой чистотой. Пели птицы, стрекотали в траве невидимые кузнечики. Так они прошагали километр, и еще… и еще. Вдруг Суток, ничего не говоря, свернул в сторону, прошел немного и остановился возле старой сосны, много лет назад разбитой молнией надвое. На толстой ветке, наклоненной до самой земли, сидела огромная черная птица.
– О-фи-генно огромная ворона! – потрясенно произнес Франц.
– Это ворон, – сказал Чарли.
– Это же… я видела его, – сказала Анна. – Я видела его в Пархиме, когда это все началось. Эта та самая птица.
– Крух, – сказал ворон.
– Это черный шептун, – сказал Суток. – Значит, и за тобой он тоже присматривал. Конечно, он знал, что вы с Чарли связаны одной ниточкой. Он уже пел тебе твою судьбу?
– Что?
– Я забываю, что вы не знаете наших сказаний. В детстве тебе, наверное, рассказывали другие истории, потому ты ничего у него и не выспрашивала. Эта птица предсказывает судьбу, и можно выпросить у него лучшую. И еще он честно отвечает на любые вопросы.
– Типа: «О’кей. Гугл. Что ждет меня хорошего впереди?» – спросил Франц.
Птица, хитро поблескивающая черной горошиной глаза, пригнулась над веткой и каркнула:
– Крух! Ешь, мальчик, сливочные, когда предложат, и будешь рыцарем!
– Это она про грибы? – спросил Франц. После голована он уже не удивлялся говорящей птице.
– Это ты зря, – сказал Суток птице. – С этим юношей не приходится масла в огонь подливать. Он и так вполне безрассуден. Но ты же здесь не для того, чтобы нас развлечь? Так ведь, Гвилум? Это же ты? Я не ошибся?
Ворон замер на ветке. Перья на его загривке поднялись. Он выглядел обескураженным.
– Значит, я прав. Ты Гвилум, сын Брана, и я встречался с твоим братом Болдриком.
– А ты Кезик, сын пастуха Лота. Известный людям в Восточном Пределе под прозвищем Суток, – недовольно каркнула птица. – И ты противишься планам мейстера Воона. Противишься, хотя ничего не сто́ишь перед ним. Ведь он знает твое настоящее имя. Все вы, когда мальчишками поступаете на учение в Ригате, произносите свое настоящее имя ему на ухо.