– …нам надо воспитывать в каждом советском человеке бережливое и правильное отношение к земле, развернуть действительно всенародный поход за то, чтобы каждый участок производительно использовался в интересах…
– Прекрати это! – закричал Мирон. – Заткнись, баклан!
Плафон повернулся к нему.
– И позвольте мне предложить тост за нашего уважаемого гостя – президента Объединенной Арабской Республики, председателя Арабского социалистического союза Гамаль Абдель Насера!
Мирон с корточек прыгнул на Плафона.
Они упали в сторону от тропинки. Малой смотрел, как не очень крупный, но гибкий и жилистый главарь крутит громиле руку и лупит его кулаком в бок.
Гузя удивленно поднял глаза и пошел к подельникам, походя оттолкнув в сторону мальчишку.
– Пацаны, пацаны, вы чего! – бормотал он.
Из травы раздавалось натужное дыхание, лопухи качались из стороны в сторону.
– Все! Все! Мирон, хватит, – сказал приглушенно Плафон. Лицо его пряталось под густым хвощом.
– Не будешь больше? – прохрипел Мирон, сидя у него на спине и не отпуская скрученную руку.
– Нет…
Главарь легко соскочил в сторону и выжидательно смотрел, как поднимается из красной травы Плафон.
– Я не специально, – угрюмо сказал он.
Его белая майка была вся в земле и пятнах красного сока.
– Очень хотелось… почему-то. Невозможно удержаться…
– Мы идем? – повернулся Мирон к малому. – Или стоять будем! – Его голос против воли сорвался в фальцет.
– Идем…
Мальчик пошел вперед. Они прошли свинарник с маленькими грязными окошками, затем почти пустой сеновал, который выглядел как большой, открытый со всех сторон навес на четырех бетонных столбах-сваях.
Здесь тропинка раздваивалась: одна шла к периметру двойной колючки, вторая – ныряла в лес.
Мальчик повернулся к главарю.
– Сюда короче будет, но там озеро… А дядя Коля…
– Давай короче… – И Мирон раздраженно повернулся к Плафону. – Что ты там себе под нос бормочешь без конца?
– Только вот знаешь, что важно, – умоляюще сказал амбал. – Американские телеграфные агентства, захлебываясь, оповестили, что бельгийские парашютисты и отряды Чомбе уничтожили на улицах Стэнливиля сотни конголезских патриотов…
Мирон выхватил пистолет.
– Не нужно, – крикнул малой. – У него это сейчас пройдет. Это он у того мертвяка с медалями подхватил. У них все время в голове такие мысли крутятся. Сейчас к озеру подойдем, он очухается…
Мирон сжал зубы и быстрым шагом, почти убегая от бормочущего, как сломанное радио, Плафона, поспешил вперед.
В лесу было сумрачно и хорошо. Здесь стояла прохладная торжественная тишина. Не совсем было понятно, это обычный прежний лес или вековая пуща этого нового мира. Красная трава была и здесь, но торчала лишь кое-где блеклыми куцыми пучками. Оранжевых оттенков не было вовсе. Вокруг пузатых стволов елей и сосен росла привычная зеленая поросль, и белели нежные колокольчики ландышей. Покойно пахло свежестью.
Появилось небольшое озеро с камышами и глянцевыми листьями кувшинок на зеленой поверхности. Гузя и малой усадили бормочущего Плафона на берегу и стали обтирать его лицо. Мирон стоял на тропе, оглядываясь по сторонам и сердито хмурясь. Он ожидал какого-нибудь нового происшествия.
Плафон наконец затих.
– Ну что там? Скоро вы? – спросил нетерпеливо Мирон от тропинки. Он постарался, чтобы его голос звучал миролюбиво. Вышло не очень. – Мы когда-нибудь доберемся до чародея?
– …когда-нибудь… – прозвучало в осиновой рощице на другой стороне озерца. – …Или нет…
– Вот еще блядство… – прошептал Мирон. – И эхо здесь блядское…
– …Нехорошо… Сережа… – укорило бандита неправильное эхо.
Главарь пригнул голову и прикусил губу. Он осторожно и скоро пошел от озера по тропе, делая знаки руками своим спутникам. Больше он не хотел никаких сюрпризов.
Плафон начал подниматься с топкого берега, опираясь на плечо малого, но вдруг увидел, что Гузя вошел в зеленое озеро и уже стоит по колено в воде.
– Девочки, – нежно сказал Гузя. – Сисечки…
Раздался нежный девичий смех. Словно зазвенели фарфоровые колокольчики. В озере плавали голенькие юные девушки. Они показывались на поверхности темной лесной воды, поправляли тонкими белыми ручками мокрые волосы и делали пальчиками зазывные движения. В зеленоватой глубине они бесстыже, по-лягушачьи, раскидывали в стороны свои худенькие ножки.
Гузя, улыбаясь, шел к ним. Дорогой его сердцу автомат одиноко лежал на черной земле.
– Русалки, – обалдело сказал Плафон.
Малой повернул голову. Гузя уже погрузился в воду по пояс. Его рука отбросила в сторону кувшинку и тянулась к хрупкому белому плечику. Создание кокетливо отстранилось от его толстых пальцев, над водой вновь зазвучал нежный смех.
– Мирон! – крикнул малой. – Гузя тонет!
Он выскочил из-под руки Плафона и бросился в воду. Гузя все пытался нетерпеливой рукой ухватить девичье тело. Он уже погрузился в кувшинки по самые плечи и останавливаться не собирался.
Мальчишка схватил его сзади за воротник. Для малого здесь было слишком глубоко – вода доходила до подбородка. Удержать такого бугая в одиночку было невозможно. Он оглянулся назад и жалобно крикнул:
– Плафончик! Мирон!