Нет, одно дело пришить клиента по заказу, когда ничего личного и просто выполняешь свою работу. Но Максвелл уже давно не работал в поле, его карьера в «Феррум аурум» шла в гору, и даже сидеть в этом бункере в ожидании курьера компании он был не обязан. Но мистер Ёсида лично просил его самому заняться этим заданием. Отказывать мистеру Ёсиде было не принято. Вот только Максвелл хорошо знал, что такие дела частенько заканчивались ликвидацией ликвидаторов. Он не понимал, почему руководство «Феррум аурум» решило его слить, но совершенно не собирался становиться расходным материалом. Вздохнув, Максвелл принялся натягивать скафандр.
Последний раз так неразумно он вёл себя подростком. Тогда он прочитал «Звёздные часы человечества» Цвейга и решил в одиночку на каноэ форсировать озеро Мичиган. В ноябре. Из Чикаго в Маскигон, делов-то. «Но мало-помалу человеческое мужество отступает перед натиском природы, которая беспощадно, с тысячелетиями закаленной силой обрушивает… все свои орудия уничтожения: мороз, пургу, пронизывающий ветер». Его быстро выловили спасатели, но он успел сильно простудиться. Потом Крис долго лежал с пневмонией и читал Фридриха Ницше.
Вообще-то целью всего того безрассудства было произвести впечатление на сисястую Соню Галински. Позже он узнал, что самое большое впечатление на Соню оказывают портреты президентов и за двадцатку она готова на многое. Тогда Крис Максвелл полюбил деньги.
Понимая, что в данную секунду его контракт с «Феррум аурум» заканчивается, Максвелл разгерметизировал бункер и, прихватив запасные баллоны, выбрался в штольню, ведущую на поверхность астероида.
«Соня Галински похлопала бы мне в ладоши», – подумал Максвелл.
Мистер Ёсида бесцеремонно впёрся на капитанский мостик и уже этого одного было достаточно, чтобы Саманта Николсон захотела его убить.
– Вы неосторожно себя ведёте, капитан, – сказал мистер Ёсида.
– На этом корабле я пока сама решаю, как себя вести, – ответила Саманта.
– Пока решаете, но ситуация может измениться. Не сделайте ошибки. «Феррум аурум» весьма заинтересована в специалистах высокого уровня. До тех пор, пока они сохраняют лояльность.
– Я привыкла говорить то, что думаю. Мне совсем не по душе методы «Феррум аурум». И крейсер принадлежит Америке, вы его всего лишь арендуете. Здесь территория Соединённых Штатов.
– А я бы посоветовал вам думать прежде, чем говорить. Очень скоро и этот крейсер, и Америка, и вся планета станет собственностью «Феррум аурум». Давно пора закончить игры с государствами, правительствами, границами, конституциями. Совет директоров «Феррум аурум», если вы не в курсе, интернационален. Там и немцы, и американцы, и эфиопы с арабами. Много русских. Большие деньги говорят на одном языке. Это язык оружия.
– Это путч, – сказала Саманта Николсон.
– Капитан крейсера не может рассуждать о глобальной стратегии Корпорации. Не тот уровень. Но при определённой гибкости, вы можете не только перейти на уровень выше, но и присоединиться к новой элите.
– Я припоминаю, что когда-то представителей новой элиты вешали в Нюрнберге.
– Не сделайте ошибки, капитан. Не сделайте ошибки.
Когда Максвелл добрался до русского, тот уже был без сознания. Крис подключил кислородный баллон к скафандру геолога, врубил усиленную вентиляцию. Потом он перехватил Илью двумя руками поперёк корпуса, активировал ранцевый двигатель своего скафандра и по нисходящей траектории полетел к бункеру.
– Куда я лечу? – пробормотал Илья.
– Вообще-то на территорию Соединённых Штатов, – сказал Максвелл. – Но это временно.
– Железо, – чётко произнёс Илья.
– Никуда не денется твоё железо, – недовольно скривился Максвелл.
– Не моё, – в голосе Ильи было недоумение. – Для всех.
Максвелл только хмыкнул и подкорректировал курс.
– Как вы себя чувствуете, Юл?
– Вполне сносно, только меня как-то странно потряхивает изнутри. Это похмелье?
– Пейте кофе, Юл, – усмехнулся Башарин. – Ещё лучше крепкий чай.
Блумквист пил сладкий кофе с лимоном, а Башарин ходил по тесному кабинету, сцепив руки за спиной.
– Увы, ваш подвиг оказался напрасным, Юл. Пока вы были в отключке, события приняли такой поворот, что скоро никому не будет дела до нарушений на базе. Если только мы что-нибудь не придумаем.
– Этот пилот, Лихач. Он погиб, – полуутвердительно сказал Блумквист.
– С ним пропала связь. Его ищут. Втайне от меня, конспираторы. Думаю, найдут. В конце концов, это их профессия – искать.
Вошёл радист.
– Получено радио от поисковой группы дяди Анатолия, – сказал Диоген.
– Какой-какой группы? – грозно спросил Башарин.
– Вот, – Диоген положил на стол листок бумаги. – Радиограмма. Я официально зарегистрировал. Внёс в журнал. Потехин обнаружил месторождение. Они будут на станции через два часа. С ними какой-то американец.
Радист вышел.
– Какой ещё на хрен американец? – Башарин схватил радиограмму, а Блумквист тяжело вздохнул.
– Вот и не надо ничего придумывать, – сказал он.
– Вы ещё не всё знаете, – сказал Башарин, откладывая радиограмму. – К нам едет ревизор. Меня ждёт отставка.