Новые проделки Эмиля из Лённеберги

Потом закололи большого откормленного поросёнка, и тогда уж людям, по словам Лины, не осталось места на кухне. Там рядом с блюдами свиного студня, ветчины, копчёной грудинки и другой вкусной еды громоздились горы пальтов, кровяной колбасы, свиной колбасы, жареной колбасы, зельца и, наконец, колбас, начинённых кашей и картошкой. А какое Рождество без можжевелового кваса! Он долго бродил в большой деревянной кадушке, в пивоварне. Пекли столько всего, что просто диву даёшься: белый хлеб и сладкие хлебцы на патоке, хлеб ржаной и шафранные булочки с изюмом, простые пшеничные булки, пряники, особые маленькие крендельки, меренги – воздушные пирожные из белка – и пирожные с кремом. А ещё готовили клёцки. Всего не перечтёшь. И понятно, в праздник нужны свечи. Лина и мама Эмиля почти целую ночь отливали из воска свечи – большие, маленькие и даже рогатые. Рождество уже стояло на пороге. Альфред и Эмиль запрягли Лукаса в сани-розвальни и поехали в лес за ёлкой, а папа Эмиля пошёл на гумно и принёс несколько снопов овса, которые приберёг для воробьёв.

– Одно разорение, – сокрушался он, – но ведь и воробьи хотят в праздник попировать.

А сколько ещё было таких, кто хотел бы попировать в праздник! Например, нищие из богадельни. Ты, верно, не знаешь, кто такие нищие и что такое богадельня? Вот и радуйся этому! Если б я стала рассказывать подробнее о богадельнях, получилась бы история почище того, что рассказывала Крёса-Майя об убийцах, привидениях и лютых зверях. Представь себе маленькую убогую лачугу с несколькими каморками, в которых в тесноте ютятся бедные измождённые старики и старухи. Они не живут, а мучаются от грязи и вшей, голодные и несчастные. Теперь ты знаешь, что такое богадельня. Лённебергская богадельня была, пожалуй, ничуть не хуже других, хотя не приведи Бог никому туда попасть, когда наступит старость и не будет сил заработать на кусок хлеба.

– Бедный дедушка, – часто говаривал Альфред, – невесёлая у него жизнь. Ещё бы куда ни шло, если бы Командорша не была такой ведьмой.

Командоршей называли старостиху, которая верховодила в богадельне. Понятно, она тоже была нищенкой, но посильнее и покрепче других, да ещё злющая-презлющая. Поэтому её и назначили командовать в богадельне, чего никогда бы не случилось, если бы Эмиль успел к тому времени подрасти и стать председателем муниципалитета. Но пока, к сожалению, он был лишь маленьким мальчиком и ничего не мог поделать со старостихой. Дедушка Альфреда боялся её, и все другие бедняки тоже.

– Вишь, она аки лев рыкающий средь овечьего стада, – любил повторять Дурень Юкке.

Чудаковат был этот Юкке и говорил так, будто Библию читал, но добряк, и Альфред очень любил своего старого деда.

Те, кто жил в богадельне, никогда не ели досыта.

– Такая уж у них горькая доля, – сетовала мама Эмиля. – Горемыки, ведь им тоже надо чем-нибудь полакомиться в праздник.

Вот почему за несколько дней до Рождества можно было видеть, как Эмиль вместе с Идой пробираются по заснеженной дорожке к богадельне, волоча огромную корзину. Мама Эмиля положила в неё всякой всячины: разные колбасы, свиной студень, ветчину, пальты, а также булки, шафранные булочки с изюмом, пряники и ещё свечи, и даже маленькую берестяную табакерку с нюхательным табаком для Дурня Юкке.

Лишь тот, кто сам долго голодал, может понять, как обрадовались бедняки, когда Эмиль и Ида ввалились со своей корзиной в богадельню. Они тотчас захотели полакомиться – Дурень Юкке, Калле Лопата, Юхан Грош, Придурок Никлас, Пройдоха Фия, Кубышка, Виберша, Блаженная Амалия и все остальные. Но Командорша сказала:

– Не раньше праздника, зарубите себе на носу!

И никто не посмел возразить ей.

Эмиль и Ида вернулись домой. Тут подоспел и сочельник. В Катхульте в канун праздника было очень весело, и на другой день тоже. Когда они поехали к заутрене в Лённебергскую церковь, Эмиль просто сиял от радости, сидя в санях, потому что Лукас и Маркус летели так, что снег бил из-под копыт и они обгоняли все другие сани. Во время службы Эмиль вёл себя очень хорошо, и мама его записала в синей тетради:

Етот мальчик ваабще-то благачистив и ни проказничает па крайней мере в церкви.

Весь первый день праздника Эмиль был также на редкость послушным. Они с Идой мирно занялись новыми игрушками, и на хуторе воцарилась благодатная тишина.

Но вот наступил второй день праздника. Родители Эмиля должны были ехать в гости на хутор Скорпхульт, что в другом конце прихода. Все в Лённеберге хорошо знали Эмиля, и поэтому хозяева пригласили папу и маму без детей.

– Мне-то что! – сказал Эмиль. – Им же хуже. Так этим хозяевам Скорпхульта и не удастся со мной познакомиться.

– И со мной тоже, – добавила Ида.

Все, конечно, думали, что Лина в тот день останется дома и присмотрит за детьми, но она с утра ударилась в рёв. Ей во что бы то ни стало захотелось проведать мать, которая жила на торпе неподалёку от Скорпхульта. Лина, верно, смекнула, что неплохо было бы прокатиться в санях, раз хозяевам всё равно ехать в ту сторону.