Новые соседи

Следующим утром защитники вышли из лагеря на Коленях Матери, покинув работный городок соледобытчиков. Небольшой отряд боларов остался приглядывать с верхотуры за покинутым пристанищем имперцев: накануне ночью Тумма прокрался в центр лагеря, в походную конюшню под навесом, и подпалил сено. Взбесившиеся скакуны метались среди палаток под вой горцев из темноты. Ополоумевшие имперцы носились наперегонки с лошадьми, состязаясь с животными в безумии. С рассветом имперцы принялись покидать лагерь, пересказывая друг другу истории про беспощадных горских духов.

Горцы и болары без труда преодолели тропу, на которой сложили голову дорожники под предводительством Гриса. Самого Крента вели на длинной веревке, обмотанной вокруг шеи, как безродного раба. Вскоре тропа привела их к небольшому плато, с которого открывался превосходный вид на долину.

Рядом с наследником застыли Бареан, Наум и Наула, которая теперь не отходила от наследника ни на шаг. Верный Барат мялся неподалеку. Внизу темнела лента Джуры, рядом вился серый Долинный тракт в окружении сжатых полей; виднелась покинутая Архога, над которой кружилось воронье. Приглядывались друг к дружке две имперские виллы на противоположных берегах реки, споря, кто краше.

— Это наша Вилла, — махнул рукой в сторону дальнего имения Олтер. Голос наследника дрогнул. — Мой дом.

— Много, — раздался позади спокойный напевный голос Туммы. — Много воинов вижу. Идут.

Олтер скользнул взглядом выше по тракту, туда, где за перелеском пряталась Андана. На поля одна за другой выползали махонькие фигурки всадников. Дваждырожденный обратился к своему дару, потянулся вперед, вглядываясь изо всех сил. Воины вокруг оживленно загомонили. Сердце Олтера вдруг пропустило один удар, второй. Он с всхлипом втянул воздух.

— Брат! — закричал он и помчался вниз по склону. Кайхур, звонко лая, кинулся следом за хозяином. — Братка!

Переругиваясь, горцы бросились за неугомонным наследником.

Воинов прибавлялось с каждым пройденным селом. Паграба, Придона, Аттана, Андана — никто не остался в стороне. Дан Дорчариан возвращался, чтобы забрать свое. Черный вестник уже промчался по долине, будоража новостью о вторжении имперцев, а весть о судьбе Архоги разожгла пожар. И потому горцы были готовы к бою, вливаясь в ряды соплеменников.

Архога встретила безлюдьем. Тяжело взмахивая крыльями, поднималось над ней воронье, обожравшееся человеческой плотью. Ултер ехал подле отца. Позади выступали Гимтар и Столхед, а за ними виднелся Тарх и Голос Империи. Воины впереди вдруг зашумели. На площади поджидала горстка горцев и незнакомые воины со знакомыми поясами, которые по мановению руки становились пращами.

Одинокая фигура отделилась от встречающих, бросилась вперед.

— Брат!

Ултер совсем не ждал этой встречи. Он неуклюже спрыгнул с Тихони, едва не подвернув ногу, и бросился навстречу. Подбежав и схватив за плечи, братья вглядывались друг в друга. Все равно что в медное зеркало смотреть… Впрочем…

— У тебя морщина на лбу, — нахмурившись, сказал один.

— А у тебя шрам на руке, — ответил другой.

— Пустяки, брат. Потом расскажу. Идем, я познакомлю тебя с друзьями.

Олтер подвел брата к юному болу, однако Бареан уставился на кого-то в прибывающем войске и, словно зачарованный, не видя никого вокруг, прошел мимо братьев.

— Кто во дворе решит пошуровать — тому лично кишки выпущу и придушу, — шипел Коска на «колодезных», которые кидали вороватые взгляды в распахнутые ворота. Вчерашних рабов не пугал вид расклеванных мертвяков на столбах, а покинутое добро манило.

Горцы повстречали кого-то в центре площади, и Коска погнал своих на край, дабы не путаться у хозяев под ногами.

— Куда глаза пялишь, сожри тебя Безносый! — вновь ругнулся Череп.

— Дианадохус калас, Коскахас Копеан, — вдруг раздался за спиной прерывистый мальчишечий голос. Череп встал как вкопанный.

— Дианадохус… — против воли язык сам вымолвил родное слово, которое не произносил уже много лет. Копон рывком, всем телом, развернулся. Рабы пялили глаза, но Черепу до этого уже не было никакого дела. Кровь бросилась в лицо: перед ним стоял сын друга и господина, живой и невредимый, неловко комкая в руках край плаща. Рядом лыбились Грубый Деан и Грен.

Череп выдернул тесак из ножен и, чеканя шаг, продрался сквозь вязкую тишину и десятки цепких, заинтересованных, изумленных взглядов. Положил тесак под ноги Бареану и встал на колено, склонив голову.

— Дианадохус калас, бол Бареан.

— Боларус инморта канвас! — не выдержал Грен.

Его поддержали.

— Боларус инморта канвас! — рявкнули остальные болары.

— Доррр-ча! Доррр-ча! — не остался в долгу Тарх, и Сильный взвился в воздух, молотя копытами.

— Доррр-чариан! Доррр-чариан! — подхватили горцы.

— А-а-лайя-анн! А-а-лайя-анн! — поддержали алайны.

Горы вздрогнули. Зычные победные кличи изгнали смерть и призраков, угнездившихся в Архоге. Враги убоялись мощи горского войска и сбежали, вернув власть над долиной дану Дорчариан.

Эпилог