Новые стихотворения

Зимние стансы

Теперь обречены мы дни за днями

спасаться от мороза в тесной шкуре,
всегда настороже, чтобы над нами
не взяли верх разгневанные бури.
В ночи мерцает лампы кроткой пламя,
и веришь свету ты, глаза прищуря.
Утешься: там, под снеговым покровом
уже растет стремленье к чувствам новым.

Ты насладился ли минувшим летом

цветеньем роз? Припомни блеск былого:
часы отдохновенья пред рассветом,
шаги среди молчания лесного.
Уйди в себя, зови веселье снова,
встряхнись — источник радости лишь в этом.
И ты поймешь: веселье не пропало.
Будь радостен, и все начни сначала.

Припомни крыльев голубя сверканье,

круженье в облаках, тревожный клик, —
все мимолетное, — благоуханье
цветка, предчувствие в закатный миг.
Божественным увидит мирозданье
тот, кто в творенье божества возник.
Кто внутренне сумел постичь природу,
тот отдал ей сполна свою свободу.

Тот отдал ей себя всего без меры

и без надежды ощутить иное.
Тот отдал ей себя всего без меры,
без мысли, что утратил остальное.
Тот отдал ей себя всего без меры,
и в вихре чувств, не мысля о покое,
он поражен, что сердце охватила
трепещущая, радостная сила.

(Е. Витковский)

Жалоба

Сердце, кто услышит твой плач? Все пустыннее

путь означился твой среди загадочных
людей. И напрасен он,
ибо путь твой прям,
прям в грядущее путь,
в запретное.

Прежде плакало ты. Но это падала

ягода радости незрелая.
Ныне сломано дерево радости,
ломит буря мое неспешное
дерево радости.

Как им гордилась невидимая

земля моя, и слетались к нему
ангелы невидимые.

(Г. Ратгауз)

* * *

«Гибель тому суждена, кто познал их».

(«Папирус Приссе». Из изречений Птаготепа. Рукопись около 2000 г. до н. э.).

«Гибель тому суждена, кто познал их». Гибель

от лепестков несказанного смеха. Гибель
от этих легких касаний. Гибель
от женщин.

Да воспоет смертоносных

юноша, когда они гордою поступью входят
в сердце его. Да воспоют их
цветущие губы его:
их, недоступных. О, как они далеки!
Высоко над вершинами
его любви они выступают и льют
преображенную сладостно
ночь в пустынный
дол его рук. Шумит
ветер их появленья в листве его тела. Сияя,
к ним стремятся его ручьи.

Но муж

да промолчит, потрясенный. Он, проблуждавший
в ночном бездорожьи, в горах
любви своей,
да промолчит.
Так молчит мореход поседелый,
но незабытые
страхи играют в груди, как в содрогнувшейся клетке.

(Г. Ратгауз)