Новые стихотворения

VIII

Только тем устам, что могут славить,

сетовать пристало. Лишь тогда
жалоба остаться с нами вправе
и следить, чтоб каждая беда

сохраняла ясность у подножья

скал, на чьих вершинах — алтари…
Как она сестер своих моложе —
ты на плечи только посмотри!

Радость —

знает, Скорбь во всем винится,только Жалоба, как ученица,
повторяет наизусть утраты.

А потом, очнувшись вдруг от дум,

голос наш поднимет виновато
и протянет небу, как звезду.

(А. Карельский)

IX

С лирою звучной во мглу

шедший, спокоен,
вечности светлой хвалу
воздать достоин.

С мертвыми ведавший вкус

летейского мака,
шепот постигнувший муз,
тайну их знака…

Пусть отраженье мелькнет

и зыблется в призме.
Образ храни и воспрянь.

Там, где кончается грань

смерти и жизни,
голос блаженный поет.

(Г. Ратгауз)

XIX

Облики мира, как облака,

тихо уплыли.
Все, что вершится, уводит века
в древние были.

Но над теченьем и сменой начал

громче и шире
нам изначальный напев твой звучал,
бога игра на лире.

Тайна любви велика,

боль неподвластна нам,
и смерть, как далекий храм,

для всех заповедна.

Но песня — легка и летит сквозь века
светло и победно.

(Г. Ратгауз)

XX

Преподал тварям ты слух в тишине.

Господь, прими же в дар от меня
воспоминание о весне.
Вечер в России. Топот коня.

Скакал жеребец в ночную тьму,

волоча за собою кол.
К себе — на луга, во тьму — одному!
Ветер гриву ему расплел,

к разгоряченной шее приник,

врастая в этот галоп.
Как бился в конских жилах родник!

Даль — прямо в лоб!

Он пел и он слушал. Сказаний твоих
круг в немзамкнулся.                          Мой дар — мой стих.

(В. Микушевич)

XXV

Но о тебе, хочу, о той, которую знал я

словно чужой, с неизвестным названьем цветок,
раз еще вспомнить, чтоб знали, что им показал я
ту, без которой ни петь я, ни плакать не мог.

Было сначала как танец: замерло робкое тело,

словно замешкалась в мраморе юность твоя.
А потом пролилась в тебя музыка вдруг, и запела,
и переполнила сердца края.

А болезнь подступала. Ложилась настойчивой тенью

темная кровь и, чтоб отвести подозренья,
вдруг обращалась невинным цветеньем весны.

И, темнея, срываясь, играла совсем по-земному.

А потом подошла к беззащитно открытому дому
и постучалась среди гробовой тишины.

(А. Карельский)