Это было во вторую неделю октября, менее чем за неделю до нашего ночного разговора о Робби, Дженни и наследственных особенностях Бек. Паучьи шелковые нити в матке, да ради бога! На глаза навернулись слезы. Ведь все могло бы быть иначе, если бы я поддержала Бек в ее решении бросить университет.
Мы тогда поссорились. До сих пор больно вспоминать об этом, хоть ее и нет в живых.
Я сказала, что она неудачница, что ей никогда не стать настоящим художником, что она саботирует собственное будущее.
Как объяснить это в воспоминаниях, которые я собиралась написать? Признаться, что я завидовала ее таланту? Благовидно, верно? Драматично и правдоподобно.
По-моему, это неправда, а если и правда, то не вся. Наверно, я боялась, что она встретит кого-нибудь другого, человека, которого полюбит больше меня. Так и вышло, разве нет? Она встретила Эйприл.
Но, может быть, и Эйприл – всецело моя вина.
В тот раз она позвонила мне из Берлина, когда поехала туда искать Марко. Она была пьяна, а я зла. Я сказала ей, взять себя в руки, что Марко, как ни крути, а всего-навсего член, что ей без него будет только лучше. С этими словами я положила трубку.
Последние воспоминания: мы с Бек сидим на камнях, обхватив руками колени, в саду возле коттеджа, вокруг крестовник и тысячелистник. Пахнет крапивой, над нами голубое небо. Погода жаркая до невозможности, каждое лето мечтаешь о такой, и все впустую. Бек, кажется, чувствует себя хорошо, она почти нормальна. Иногда легко забыть, что она больна.
– Сиди, не двигайся, – говорит она. – Вот он, смотри.
Она очень медленно поднимает палец, указывая на коричневого паука, только что показавшегося из-под листа. Он изготовил себе нить, позволившую ему плавно опуститься с огромного растения, которое я приняла за купырь лесной, но только Бек сказала, что это не лесной, а бутенелистный, что к концу июня лесной уже перестает цвести.
– Ты раньше не знала таких тонкостей, – сказала я.
– Откуда ты можешь это знать? – рассеянно возразила она. – Смотри, спрятался.
Паук сновал туда-сюда, натягивая опорную раму паутины. Это зрелище завораживало, но чем-то отталкивало.
Я, прикрыв глаза ладонью, посмотрела в небо.
«Какого черта я тут сижу?» – подумала я. Бек и ее чертовы пауки. Можно было бы вернуться в город и выпить пива с кем-нибудь нормальным.
4. «Святая Жанна д’Арк», 2012 год, 61 х 61 сантиметр, холст, масло. В 2009 году вслед за срывом, который последовал за вступлением Хэтауэй в брак, она переехала из квартиры в Фулхаме, которую давно занимала, в уединенную деревушку Хартленд на побережье северного Девона. В новой обстановке Хэтауэй обнаруживала все больший интерес к природе, заинтересовалась колонией пауков в заросшем саду позади коттеджа, который снимала. Наблюдения Хэтауэй отражены в сотнях рисунков, выполненных пером и чернилами или карандашом, а также в пятнадцати крупных полотнах, известных как серия, посвященная крестовикам, и впервые после смерти художницы выставленных в нынешнем году в галерее «Артемис» в Челси. Пауки обладают очень слабым зрением и ориентируются, главным образом, с помощью осязания и слуха. Такие элементы этих полотен, как стебли трав, древесная кора, стены, сложенные из камня без использования известкового раствора, и семена, сведены к абстрактным поверхностям с ярко выраженной текстурой, индивидуальные черты которых то растворяются, то объединяются в целое, по мере того, как мы сосредотачиваем на них свое внимание.