Новые страхи

Теперь в мастерской новый пол под новой крышей и нормальный водопровод, есть электричество. Настоящая кровать для Джоша, или для меня, или для нас обоих, когда так и не удается уйти домой. При всем том, в сущности, это все та же мастерская, имеющая все ту же долгую историю. Даже запах керосина до сих пор не выветрился. Возможно, это только кажется, как и далекая фигура, знакомой походкой спускающаяся по тропинке на пляж. Я, пожалуй, нахожу утешение в этих мгновениях, думая, что он по-прежнему следит за моей работой. Особенно когда оборачиваюсь, вглядываюсь и, конечно, его нет. Он по-прежнему мертв, а я все никак не могу в это поверить. Может ли он дать мне лучшее утешение, чем эти случайные напоминания о том, что я действительно могу обходиться без него.

Но сейчас это не утешение. Траур уже закончился, и у меня есть свой подмастерье, и этот поворот головы, который вполне можно принять за намерение отказаться от нас. И здесь же Роуан, вечная колючка, заноза, стена между нами в пространстве, где не должно быть ничего. И теперь в небе его лицо, и оно не означает никакого утешения. Что-то другое, что-то большее, но, по-видимому, не выражение гнева и не предъявление своих прав на собственность или смерть.

Но мы все трое здесь, под моей крышей – моей, теперь моей! – отрезанные от света неба, от его взгляда. Окно мастерской не выходит на стапель и море. В этой стене только дверь. Окно выходит на реку и дорогу.

Как раз когда я заводил их в мастерскую, Джош посмотрел назад, ахнул, извернулся и выскользнул наружу. Я обернулся, хотел догнать его, но меня охватила нерешительность в дверном проеме, где с одной стороны от меня оказалась Роуан, а с другой Джош. Догнать или остаться на месте, он или она? Невозможно выбрать, и потом я подумал, слава богу, что в этом выборе не было необходимости, ибо Джош, едва выйдя, сразу же вернулся.

Он схватил с бетона «Лодку, плывущую в никуда» и крепко держал ее под мышкой.

– Если эта штука на небе означает шторм, – сказал он, смеясь и пожимая плечами, – я не оставлю ее приливу.

Люди так и думают. Все мы. Это то, что делает меня моряком. Вот почему, когда собирается непогода, я рад ста милям воды между собою и ближайшей землей. Потому что опасностью грозит узкая зона, где океан встречается с берегом. Волна зарождается в глубине и ударяет в землю, и помоги вам Боже, если вы оказались между молотом и наковальней. Вот почему мы стоим и смотрим в море, почему строим маяки, волнорезы и пирсы, вот почему в тумане звучат сирены.

Иногда следует взглянуть и в другую сторону. В сторону суши, где все определено, надежно и разумно. Где структуры имеют вес и определенность, где фазы луны не оказывают никакого воздействия, где ветер и дождь должны усердно поработать вместе, чтобы привести к незначительным разрушениям. Где легко забыть, что все – от вершины горы до нижней точки равнины – устроено так, чтобы направить воду и связанные с нею неприятности в море.

Вода течет туда, где ниже. Поэтому мчащаяся река встретится с приливом здесь.

Вероятно, раньше где-то на пустоши возникла естественная запруда, которой никто не замечал: упавшее дерево, накопившиеся наносы. Вероятно, случился погодный катаклизм, дождь лил без конца, дождевой воды перед запрудой скапливалось все больше и больше. Вероятно, вода каким-то странным образом является выражением долготерпения и воли, доброй или злой. Вероятно, Брюс мог сделать так, что вода просто нахлынула. Вся сразу в виде потопа.

Все началось как бормотание, отдаленные раскаты, какой-то разрыв в ткани мира. Дети смотрели на меня, ища ободрения, объяснения, чего угодно. Мне было нечего сказать, я мог лишь вопросительно смотреть на них. Я качал головой и отворачивался к окну.

Снаружи все потемнело, но не настолько, чтобы я не мог видеть, что приближается. Деревня, расположенная вверх по течению речки, светилась огнями, этот маяк каждый вечер указывал нам дорогу к бару, к дому, к ужину и постели. В тот вечер половина из этих огоньков почти одновременно погасла. Продолжали гореть лишь расположенные на более высоких местах, они служили рамой для темноты. Все происходит на краях. На этом месте встречи света и тьмы был кипящий хаос, силуэт движущейся вздымающейся стены, звук, ставший непрерывным, нарастающий рев…

– Уходим, – сказал я. – Сейчас же. Не сюда. – Роуан растерянно повернулась к двери, через которую мы вошли. За ней стоял мой грузовик, ворота, деревня и весь мир. Но половины деревни уже не было, она двигалась в нашу сторону в виде обломков. Ломала дорогу, по которой приближалась.