Новые странствия Салли Джонс

Винер-плац – это мощенная булыжником площадь, заставленная рыночными палатками. За ней, на открытом поле по ту сторону домов, стоял луна-парк. Редкие посетители прогуливались между фургонами и шатрами. Карусель не крутилась, Харви Дженкинса нигде видно не было.

Старшой и Берни пошли за мной к шатру Маргоши. Внутри было тепло и влажно и так накурено благовониями, что трудно дышать. Маргоша сидела в кресле-качалке у камина посреди шатра и храпела. В ушах блестели тяжелые камни. С тех пор, как мы виделись с ней в последний раз, ее мочки отвисли еще как минимум на сантиметр.

Старшой и Берни испуганно глазели на спящую великаншу. Ее глухой храп напоминал раскаты далекого грома. Я подошла и осторожно положила руку ей на плечо. Маргоша медленно приоткрыла веки. На сонном лице расцвела улыбка. Красивые глаза загорелись.

– Ты вернулась? – сказала она. – Как вовремя. Я скучала по тебе, Салли Джонс.

Потом она перевела взгляд на Старшого и Берни.

– И каких красавцев привела…

Старшой подошел ближе и представился. Берни последовал его примеру.

Чуть позже мы вчетвером сидели за Маргошиным столом, потягивая из маленьких чашечек загадочный напиток, которым она всегда угощала своих посетителей.

– Полагаю, вы приехали повидать Харви, – сказала Маргоша.

– Да, вы правы, – сказал Старшой.

Маргоша пристально посмотрела на меня и сказала:

– Я женщина любопытная… и вдобавок ясновидящая. Но я так и не смекнула, что у вас с Харви за делишки. Он был чем-то удручен, когда мы уезжали из Лиссабона. И еще, как мне показалось, ему было немного стыдно. Я решила, что это как-то связано с тобой…

– А Дженкинс здесь? – спросил Старшой.

Маргоша кивнула.

– Ну да, – сказала она. – Только если вы пришли с ним за что-либо расквитаться, то время не самое подходящее. Его любимый старый петух давеча сдох. И в ожидании похорон лежит в бочке со льдом возле вагончика Харви.

Маргоша допила последний глоток из чашки.

– Харви мастерит ему гроб. Он арендовал верстак в столярке на Шильтбергерштрассе. Это тут неподалеку.

Мы еще немного посидели у Маргоши, и перед уходом она объяснила нам, как найти столярную мастерскую. Идти было недолго. Вскоре мы вошли в ворота дома на улице под названием Шильтбергерштрассе и оказались на мощеном заднем дворе. Над распахнутой дверью висела табличка:

FRANZ WEBER, ZIMMEREI[18]

Мы шагнули внутрь, и в нос ударил восхитительный аромат свежих стружек. Невысокий розовощекий мужчина оторвался от своей работы и поглядел на нас. Старшой спросил, где можно найти Харви Дженкинса, и тот кивнул на лестницу в углу.

Мы поднялись на второй этаж. Харви Дженкинс стоял склонившись над верстаком. Он шкурил наждачной бумагой небольшой гробик с изогнутой крышкой и аккуратной вязкой на углах. Услышав шаги на лестнице, он поднял голову. Лицо его показалось мне еще более осунувшимся, борозды морщин – еще более глубокими.

Дженкинс растерянно глазел на меня и на Старшого. Потом опомнился и даже сумел изобразить какое-то подобие улыбки. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли у него в горле.

Потому что вслед за нами в комнату вошел Берни. Они с Дженкинсом уставились друг на друга. Дженкинс медленно опустил брусок с наждачной бумагой. Сделал несколько неуверенных шагов навстречу. Я стояла рядом, и поэтому увидела, как Берни задрожал всем телом. И как с его лица сошла краска.

Наконец Дженкинс проговорил неровным голосом:

– Давненько мы с тобой не виделись, Берни.

71. Goodbye, fare-ye-well

Дженкинс протянул руку. Берни не пошевелился. Он неотрывно смотрел на Дженкинса, словно думал, что ему мерещится. В тишине было слышно, как на карниз за окном падают тяжелые капли.

– Я часто вспоминал о тебе, Берни, – сказал Дженкинс.

Мы со Старшим удивленно переглянулись. Это еще что такое?

Берни, чуть помедлив, пожал Дженкинсу руку.

– Здравствуйте… мистер Ривз, – сказал он.

Харви Дженкинс печально вздохнул.

– Я больше не Ривз. Теперь меня зовут Дженкинс… Харви Дженкинс.

Повисла еще одна напряженная пауза, после чего он добавил:

– Я рад, что вы пришли… все вместе. Хотя ума не приложу, как вы могли встретиться. И как вы меня нашли.

– Это долгая история, – сказал Старшой.

Дженкинс слабо улыбнулся.

– Не сомневаюсь, – ответил он. – Я только закончу, и мы можем вернуться в луна-парк. И там спокойно поговорим. В моем вагончике нам никто не помешает.

Старшой посмотрел на гробик.

– Мы слышали, твой петух умер, – сказал он. – Совсем старый был.

Дженкинс кивнул.

– Похороню его, как только дождь кончится. Хочу предать его тело воде. Думаю, он был бы этому рад.

По дороге из мастерской Дженкинс завернул на Винер-плац и купил хлеба, колбасы, молока и несколько бутылок пива. Я заметила, что Старшой не отстает от него ни на шаг – на случай, если тот решит бежать. Но ничего такого Дженкинс явно не замышлял.

Мы молча поели в его неказистом вагончике. Когда тарелки были пусты, он посмотрел на нас со Старшим и сказал:

– Теперь вы, наверно, и сами знаете, что я искал на вашей лодке?