Новые странствия Салли Джонс

– Это было в Глазго, весенним днем, в апреле 1913 года, – продолжил он. – Мы стояли в Кингстон-доке и только что приняли на борт машинное оборудование, чтобы доставить его в Ливерпуль. Я раздавал швартовы перед отплытием, когда заметил, что на пристани стоит молодая женщина и смотрит на нас. Она была прилично одета, чистая и опрятная. И почему-то немного нервничала. Я спросил ее, не могу ли я ей чем-то помочь.

– Вы капитан Джек Шо? – спросила она.

Я сказал, что нет.

– А капитан на борту? – спросила она.

– Да, – ответил я. – А что ему передать? Как вас зовут?

Тогда девушка серьезно посмотрела на меня и сказала:

– Меня зовут Роза… Роза Хендерсон.

Дженкинс достал старую кукурузную трубку и набил ее. Поджег, выпустил несколько вонючих облачков дыма и продолжил:

– Никогда не забуду лицо Джека, когда я спустился в кают-компанию и рассказал, кто его ждет на пристани. Джек, как всегда, зверски напился накануне и теперь мучился от похмелья, но, услышав это, быстро пришел в себя.

«Не может быть… это правда? – прохрипел он. – Если ты шутишь, я… я тебя убью!»

«Это правда», – сказал я.

«Господи всемилостивый на небесах… – сказал Джек. – А я в таком виде… помоги же мне надеть башмаки!»

Джек быстро умылся и прополоскал рот. Потом поднялся со мной на палубу и сошел по трапу на берег. Ноги его так дрожали, что, я боялся, они подогнутся и он рухнет. Джек подошел к девушке и оглядел ее сверху донизу.

«Юная леди, – прохрипел он. – Есть у вас хоть какое-то доказательство, подтверждающее, что вы моя дочь?»

«Разумеется», – сказала девушка, и по ее выговору было слышно, что она выросла на севере Шотландии.

Она открыла сумочку и протянула Джеку бумагу. Трясущейся рукой он надел очки и начал читать. Я заглянула ему через плечо.

Это было удостоверение личности, выданное службой опеки в Инвернессе в 1904 году на имя Розы Хендерсон. Все данные в нем были верны, а в самом низу вклеена фотография со штампом. На снимке, без сомнения, была изображена девушка, стоявшая перед нами.

Кажется, любой бы на месте Джека возрадовался и сжал свою дочь в объятиях. Но только не Джек. Он не отличался доверчивостью. И поэтому стал выспрашивать девушку про ее раннее детство на Шетландских островах.

«Простите, отец, – отвечала она. – Но у меня почти не осталось воспоминаний с того времени. Ведь мне было всего четыре года, когда меня отдали в приют… хотя я помню, что у моей матери были красивые волосы… и она всегда подвязывала их лентой…»

Джек спросил, какого цвета была лента. Девушка, не задумываясь, ответила: «Кажется, голубого… Да, у матушки в волосах всегда была голубая лента…»

По широко раскрытым глазам Джека я понял, что это явно совпадало с его собственными воспоминаниями о Мэри Хендерсон. Придя в себя, он спросил, не помнит ли она что-то еще о своей матери.

«Помню только одно… – ответила девушка, погрустнев. – По вечерам, укладывая меня спать, матушка всегда пела мне одну и ту же песню… Помнится, это была песня про старое кресло-качалку…»

Когда Джек услышал это, его ноги подкосились и он покачнулся. Девушка подхватила его под руку.

«The Old Rocking Chair… – задыхаясь, выговорил Джек. – Мэри так любила эту мелодию…»

«Простите, отец, – сказала Роза Хендерсон. – Я не хотела бередить ваши раны. Но я должна была увидеть вас и рассказать, что жива. Я знаю, что вы искали меня много лет».

Трубка Дженкинса потухла, и он выгреб золу палочкой.

– Как странно, – сказал Старшой. – Твоя история о Розе вообще не похожа на ту, что рассказала нам миссис Калдутел из приюта.

– Подождите, – сказал Дженкинс. – Скоро все станет на свои места.

И продолжил:

– Машинное оборудование ждали в Ливерпуле на следующий вечер, так что по-хорошему нам нужно было немедленно отчаливать. Но Джек не мог даже подумать о том, чтобы расстаться с Розой сейчас, когда он наконец-то нашел ее. Поэтому он спросил, не хочет ли она пойти в Ливерпуль с нами. Тогда времени поговорить было бы предостаточно. Мне показалось, что Роза как будто засомневалась, но потом согласилась. При одном условии.

«У меня есть добрый друг, которого я не могу оставить одного, – сказала она. – Можно я возьму его с собой, отец?»

«Что это за друг?» – спросил Джек.

И девушка рассказала, что его зовут Берни, он сирота. Они росли вместе в приюте «Хайленд орфанедж», и с тех пор она заботится о нем.

«Он мне как брат», – добавила она.

Мы со Старшим недоуменно смотрели то на Дженкинса, то на Берни.

Дженкинс обратился к Берни:

– Ты это помнишь?

Берни сглотнул.

– Да, – сказал он. – Помню. Мойра пришла за мной туда, где мы жили. Она сказала, что надо скорее бежать в порт. Что мы отплываем в Ливерпуль… и что теперь мне нельзя называть ее имя. А надо говорить «Роза»… Это очень важно, сказала она. Но я не понял почему…

В голове у меня все шло кругом. Но потом я вспомнила фотографию Берни и Мойры на лестнице в «Хайленд орфанедж». И сразу все поняла.

– Придется вам объяснить мне все хорошенько, – сказал Старшой. – Это была Мойра? Та самая Мойра, которую мы знаем?

– Да, так и есть, – кивнув, ответил Дженкинс.

Потом посмотрел на Берни и сказал: