Новые центурионы

Андерсон допил бокал и, хотя Поппи к своему даже не прикоснулась, заказал еще раз по кругу. В конце концов он проглотил свой стакан и, подзадориваемый Флаффи, опрокинул в себя еще и два «манхэттена» Поппи. У Гуса раскалывалась голова, тошнота не проходила. Он припомнил, что однажды подслушал какую-то шлюху в «вагончике», признавшуюся, что как-то за вечер она отфранцузила целых двадцать два раза. Он поглядел на лобызавшие его губы Флаффи. Потом прополоскал рот виски, отпихивая Флаффи всякий раз, как та склонялась над ним и стискивала ему бедро. Теперь его бесило все, что ни делалось, а ведь каких-нибудь пару минут назад он был счастлив...

Свирепо уставившись на редкие усики Андерсона, он думал: ну что за убогий сукин сын!

– Сейчас мне не слишком-то здорово, Поппи, – сказал тот, похлопывая девицу по руке и травя байки про то, что за прошлый год бизнес явно не удался и принес ему каких-то жалких пятьдесят тысяч доходу. Поппи глядела на него, не особенно веря.

– Давайте-ка выметаться отсюда, – сказала она. – Ты ходить-то еще можешь, а, Флаффи?

– Я могу танцевать, – прорычала Флаффи, голова ее, казалось, все глубже и глубже погружается в бездну рыхлого тела, грозя окончательно в ней утонуть.

– Меня начинает мутить, – сказал Андерсон.

– Ну-ка поцелуй этого сукина сына, – шепнул вдруг Гус в ухо Флаффи.

– Чего? – переспросила та и слизнула упрямую капельку подозрительной влаги, зависшую на кончике носа.

– Сграбастай ублюдка так же, как проделала это со мной, и ублажи его мощным стопроцентным сопливым засосом, да так, чтобы ни я, ни ты, ни тем более он – никто не сомневался, что твой старый язычок не промахнулся.

– Да мне он вовсе даже не нравится, этот засранец, – прошептала Флаффи в ответ.

– После я отблагодарю тебя лишней пятеркой, – так же шепотом сказал Гус.

– Лан-н-но, – согласилась Флаффи и потянулась через весь стол. Не обращая внимания на задетый ею стакан, который упал на пол и разбился, она зажала в тиски руки изумленного Андерсона и впилась ему в губы, не выпуска" до тех пор, пока тому, согнувшись в каком-то дурном подобии рычага, не удалось вырваться и отбросить ее на стул. Звук был такой, будто упала в воду бетонная свая: бултых!!!

– Зачем ты это сделана? – прошипел Андерсон, с трудом ловя воздух.

– А з'тем, что я люблю тебя, засранца, – ответила Флаффи и стащила кружку пива у спешащей к соседнему столику официантки прямо с подноса.

Воткнув подбородок в пену, она сказала:

– Смотрите на меня, я – козленок.

Андерсон оплатил пиво и всучил рассерженной официантке два доллара на чай.

– Ну-ка, Флаффи, подъем, – сказала Поппи, когда официантка ушла, – пошли в уборную, помоем твою проклятую рожу, а после цепляем Лэнса и сразу отправляемся в мотель. Ты понял, Лэнс?

– Конечно, конечно, Поппи, как скажешь, – ответил Гус, усмехаясь в лицо оскорбленному Андерсону и ощущая новый прилив счастья.

Когда те отошли, сержант накренился вперед, едва при этом не упав на грязный пол, и с мукой поглядел на Гуса:

– Плибсли, мы слишком-очень-чертовски пьяны, чтобы делать нашу работу.

Ты это хоть понимаешь?

– Мы не пьяны, сержант. Пьян ты, – сказал Гус.

– Меня мутит, Плибсли, – взмолился Андерсон, словно оправдываясь.

– А знаешь, сержант, что рассказала мне Флаффи? – спросил Гус. – Она рассказала мне, что день напролет потеет в публичном доме, выдувая там свою норму. А норма выдува у нее – двадцать два шланга.

– Она... это правда? – спросил Андерсон, прижимая ладонь ко рту.

– Сказала, что дает кому попало и где попало, а то и французит, запросто, без лишних разговоров, потому как с трахом хлопот куда больше, так что она, если какому парню охота, лучше уж поиграет с ним в старый добрый парашют.

– Не рассказывай мне это, Плибсли, – сказал Андерсон. – Я сейчас, Плибсли, рыгну.

– Сожалею, сержант, что она тебя поцеловала, – продолжал Гус, – сожалею, потому что как раз в эту самую минуту чертовы сперматозоиды, скорее всего, кишат в твоей чертовой онанирующей глотке и хлещут хвостиками по твоим чертовым онанирующим гландам.

Андерсон выругался, направился боком к выходу, споткнулся и выронил наручники, лязгнувшие сталью об пол. Гус осторожно нагнулся, поднял наручники и запетлял мимо столиков вслед за Андерсоном. Ругань Поппи, обнаружившей, что столик пуст, была слышна даже на тротуаре. Гус пересек улицу, тщательно держась волнистой белой линии. До темной автостоянки, казалось, было не меньше мили. Пройдя ее, эту «милю», Гус нашел Андерсона выворачивающимся наизнанку перед своей машиной. Бонелли нежно глядел на Гуса.

– Что там у вас стряслось?

– Так, выпили с парочкой шлюх.

– И что же, они не клюнули? Никаких предложений?

– Клюнули. Да только слишком многое сейчас нас связывает. Арестовать их – я бы не вынес этого.

– Ты напоил Андерсона до поросячьего визга, малыш. Вид у него такой, будто он только из-под стола, – усмехнулся Бонелли.

– Из-под стола с онанирующими ножками. Я ведь и в самом деле, Сэл, его напоил, – скрипнул горлом Гус.

– Ты-то как?

– Тошнит.