Новые туфли хочется всегда

Матвей сунул руки в карманы. Мы опять молчали. Он искал новую тему для разговора, а я опять сокрушалась мысленно на предмет его ботинок: «Вот сигареты курит очень дорогие. Зажигалка то ли золотая, то ли платиновая. Чувство юмора, опять же, пробивается. Джинсы мастером пошиты, а ботинки – такие дурацкие!» Он опять прервал плавное течение моих мыслей:

– Не спится?

Меня чуть не подбросило. Медленно повернула голову в его сторону. Медленно подняла глаза и уставилась в упор в его глаза. Стальные серые глаза Матвея спокойно выдерживали всё, что выговаривали мои сверкающие карие. Он поправил чуть съехавший с моей головы плед и сказал очень спокойно:

– Я так и понял, что не спится. А почему?

Он так поправил мой плед, что я как-то сразу успокоилась. Мне стало даже неловко за недавние громы-молнии в глазах.

– Оказывается, – неожиданно тяжелый вздох вырвался из моей груди, – я боюсь темноты.

Он тоже тяжело вздохнул.

– Понимаю, а у меня запой.

– Я в курсе. Пятый день.

– Боитесь темноты?

– У Вас запой.

Мы вздохнули синхронно.

– Осуждаешь.

– Понимаю. В этом доме по-другому ночь не пережить. Вам надо гостиницу поменять – и всё наладится.

– Зато здесь ни телефона, ни Интернета, ни электрического чайника – хорошо.

– От такой хорошей-то жизни и пьете?

Он достал пачку сигарет из кармана, смял ее и положил обратно.

– Нет, мозги хочу промыть.

– Клизмы хорошо помогают мозги промыть и для здоровья они полезней запоя.

Он сделал мне капюшончик из пледа и слегка приподнял подбородок, чтобы я не только его слышала, но и видела.

– Зато пить приятнее, – он приблизил свое лицо к моему, чуть помолчал и добавил, – пошли, выпьем?

Возникла неловкая пауза. Говорить мне было трудно – движения нижней челюсти оказались слегка ограничены. Пауза приобрела затяжной характер. Он ждал ответа, а я ничего не могла сказать. Глазами пришлось показывать, что именно мне мешает говорить. Он тут же отпустил капюшончик.

– Извините.

– Спасибо за понимание, но я, пожалуй, откажусь – пойду я, попробую заснуть.

Он поднялся, открыл дверь:

– Жаль, такую ночь пропустим.

Я тоже поднялась, подобрала плед и молча зашла в открытую дверь. В коридоре жгли свечи парни в костюмах. Портье уже не было. Я и парни в костюмах ступали неслышно, а Матвей Михайлович шел громко, отбивая ритм. Ритм неустойчивый, будто ломающийся. Меня довели под конвоем до двери номера. Матвей толкнул дверь.

– Я в соседней комнате. Если что – стучите в стену. Парни спят чутко.

– Спасибо.

– Свечи не тушите, а то стену не найдете.

– Хорошо. Спокойной ночи.

– И Вы не кашляйте, – Матвей закрыл за мной дверь.

Я поперхнулась. Говорить «не кашляйте» гораздо приятнее, чем слушать, – такое открытие я сделала, пока слушала, как ломающийся ритмичный стук прошел по коридору, зашел в соседнюю комнату, стих в ванной, а потом снова зазвучал и приблизился к стене, возле которой стояла моя кровать. Здесь стук стих. Видимо, его кровать стояла ровно через стенку от моей. Стало очень спокойно. Совершенно не хотелось спать. Я придумала, что всю ночь буду прислушиваться, что происходит за стенкой. Я начала придумывать, как я буду реагировать на разные ситуации. Вот если он тихонечко постучит в стену, типа проверить, сплю я или нет. Надо ли мне тихо постучать в ответ? Мол, я не сплю. Или, наоборот, сделать вид, что сплю, и не стучать, даже не дышать, чтобы не шуметь. А может, мне проверить чуткость их сна – поскрести ногтями по стене, будто мышка? Или не рисковать, а то они еще разнесут стену в запале охоты на мышь. Я прикоснулась подушечками пальцев к стене и стала думать дальше. Какая-то важная мысль пришла мне в голову, но я ее не запомнила! Глаза закрылись сами собой. Я заснула, даже не почувствовав, как рука перестала слушать подушечками пальцев стену и упала на кровать.