– Отвези экипаж на конюшню. Скажи, чтобы конюх покормил и устроил лошадей на ночь.
Дети, раскрыв рты, следили за происходящим. Эрнест вдруг заговорил.
– На ночь, черт возьми, – сказал он. Но относилось это к Белль и Джерри или к лошадям, никто не знал. Его слова вообще прошли незамеченными.
А вот то, что сказал Николас, – нет.
С выражением сильной озабоченности он спросил у матери:
– Теперь, когда
Этот простодушный вопрос снял заклятие, которое лишило Аделину дара речи.
– Паршивый мальчишка! – вскричала она. – Дрянной, неблагодарный сорванец! Не думаешь ни о ком, кроме себя!
– Я думаю о всех нас, кто получил подарки, – дерзко ответил Николас.
Она сбежала к нему по ступенькам, но он отскочил подальше.
– Филипп, – крикнула она, – лови его! Задай-ка ему хорошую порку.
– Совершенно естественный вопрос, – сказал Филипп. – Но раз так вышло, думаю, что должен предложить ей вернуть подарки. Миссис Синклер понадобятся все имеющиеся средства.
Аделина, чуть ли не сорвав нитку жемчуга с шеи, кинула ему.
– Бери… бери их! Оставь меня ни с чем, что бы возместило мне эти долгие месяцы терпеливого самопожертвования – ни с чем, кроме боли: в спине и в животе! – Как всегда, в минуты нервного напряжения у нее появлялся ирландский акцент.
Филипп ловко поймал жемчуг.
– Клянусь, – кричала она, – если кто-то и пострадал от этого визита, то это я!
– Ради бога, веди себя как подобает леди… если можешь! – взмолился Филипп.
– Конечно, – прошипела она, – ты еще и оскорбляешь меня при бедных детях! – Слезы текли по ее бледным щекам.
– Папа, должен ли я вернуть часы? – заговорил Николас.
– Это было бы достойным поступком.
Глаза мальчика наполнились слезами, и, достав часы из кармана, он отдал их отцу. Августа медленно стянула кольцо с тонкого бледного пальца и с покорным достоинством положила на ладонь Филиппа. Эрнест, до этого скрывшийся в кустах, теперь вернулся.
– Как насчет золотой ручки? – требовательно спросил Филипп, строго глядя на мальчика.
– Прости меня, папа, – сказал Эрнест, – но я ее потерял.
– Уже?
– Да, папа.
– Иди ко мне, – сказала Аделина.
Она раскрыла ему объятия, и он прижался к ней.
Чем бы закончилась эта семейная сцена, неизвестно, потому что появилась красная и запыхавшаяся миссис Ковидак. Без всяких предисловий она объявила:
– Мы с Ковидаком… мы думаем, что нам лучше уйти.
– Ах, это будет последней каплей, – провозгласила Аделина.
– Простите, мадам, – сказала кухарка, – но мы с Ковидаком… мы не привыкли работать с темнокожими. Они на кухне, где я только что навела порядок, уже устроили такое! Эти новобрачные требуют себе в подвале спальню, которую я готовила для нас с мужем. Это выше человеческих сил. Эти темнокожие просто шайка убийц, если хотите знать.
На крыльце появился малыш Филипп.
– Каббидак! Каббидак! – позвал он и бросился к ней, обняв за колени.
– Малыш вам рад. Мы все вам рады. Темнокожие здесь ненадолго… – с достоинством проговорила Аделина.
– Они говорят, что их хозяин мертв, – мрачно сказала миссис Ковидак.
– Нет-нет, он просто задержался на встрече с мистером Линкольном. А вы с мужем могли бы пока взять себе спальню в мансарде. Из подвала вам туда долго подниматься, но, как я уже говорила, это ненадолго. Постарайтесь терпеливо отнестись к темнокожим. Если бы вы только знали, как я устала, вы бы меня не покидали.
Ковидаков уговорили остаться. Темнокожие опять обосновались в подвале. Люси Синклер передвигалась по дому, будто в печальном трансе. Когда Филипп пошел возвращать жемчужное ожерелье, золотые часы с цепочкой и кольцо с лунным камнем, она сначала отказалась их принять, но потом дала себя уговорить. Блеснув огоньком своего прежнего характера, она запальчиво сказала, что когда за ней пошлют, если это случится, она все вернет Аделине и детям.
Несколько дней спустя, когда она оправилась от утомительного и неудачного путешествия, она сказала Филиппу, что решила продать Джерри и Белль. За пару молодых, здоровых и активных рабов можно было выручить хорошую сумму. Не знает ли Филипп кого-нибудь здесь, в Канаде, кто предложил бы ей хорошие деньги? Она не осознала того факта, что раскрепощение уже свершилось.
Прошло десять дней. Осенняя погода висела угрозой над последними цветами. Готовясь к перелету в теплые края, в сад слетелась стайка лазурных птичек. Они пели свои мелодичные песни и демонстрировали, без всякого позерства, свое божественное оперение.
Филипп Уайток всеми возможными способами старался узнать хоть что-нибудь о Кертисе Синклере. При этом он обдумывал возможность покупки небольшого дома для Люси и ее свиты. Безусловно, так дальше продолжаться не могло – ведь у человеческого терпения есть предел. Он часто сидел и размышлял, что ему теперь делать.