Новые времена

Вскоре он, бодро насвистывая, пошел на конюшню, чтобы повидаться с Филиппом. Аделина взбежала по лестнице и ворвалась в комнату Гасси. Та лежала ничком на кровати, зарывшись лицом в подушку. Аделина взяла ее за плечи и перевернула.

– Как не стыдно! – повысив голос, гневно спросила Аделина. – К тебе наведался симпатичный молодой человек, а ты убежала и спряталась! Что, я совершенно не научила тебя хорошим манерам? Что, отец воспитывал тебя, чтобы наблюдать, к чему ты пришла? Да ты не что иное, как зашуганная и неотесанная деревенская девчонка! Гай Лэси так и думает, он мне сам сказал.

Этого Гасси не выдержала. Вскрикнув, как от боли, она отвернулась, спрятав лицо. Аделине стало ее жаль.

– Возможно, я ошиблась. Гай вроде не был так резок. Наверное, он просто сказал, что ты скромная. Честное слово, после всех неприятностей у меня что-то с памятью. Да… если уж на то пошло… он сказал «скромная и милая деревенская девочка».

Слезы благодарности текли из огромных глаз Гасси на ее стиснутые руки.

– Я очень рада, – прошептала она.

– Гасси, твоя беда в том, – сказала Аделина, – что ты чересчур ранима. Знаю, каково это: я и сама излишне чувствительна. А теперь встань, приведи себя в порядок. Возьмем мальчишек и пойдем за орехами.

Мальчики слушали под дверью. Услышав последние слова, Эрнест не сдержал радостного «ура» – собирать орехи было почти так же здорово, как устроить пикник на озере. Буковые желуди, фундук, орех серый, не говоря уже о поздней дикой ежевике. Неудивительно, что у Эрнеста вырвалось «ура!».

Аделина распахнула дверь.

– Кто сказал «ура»? – требовательно спросила она.

Эрнест опустил голову.

– Я, – ответил Николас.

– За что мне это наказание, – запричитала Аделина, – родить на свет таких змеенышей! Вон на кровати лежит моя единственная дочь – еще совсем дитя, – но готова крутить тайный роман с морским офицером! Здесь один сын подслушивает под дверью, а другой врет, глядя мне в глаза!

– Извини меня, мама, – сказал Эрнест.

– И меня тоже, – сказал Николас.

Августа пробормотала извинения. Но мысль о тайном романе ей понравилась. Она встала, причесалась и вышла к Аделине и мальчикам. Было слышно, как малыш Филипп с трудом поднимался по ступенькам: кряхтел, тяжело дышал, издавал детские возгласы победы.

– А этот, – продолжала Аделина, – вообще хуже некуда. Иду, моя радость!

По правде говоря, она была так счастлива, что не знала, что еще сделать, чтобы выразить, сколько она получала от жизни удовольствия.

XVI. События осени

Уилмот никак не мог решить, положиться ли на предвещающее бурю ноябрьское небо или поверить затишью на речке цвета лунного камня. Среди низкорастущих прибрежных кустов все еще зеленел кедр, краснели ягоды дикой розы и блестела клюква. Низко над речкой пролетела голубая цапля, ее голубизна отражалась в воде.

А цапля, в небо взмыв, доносит весть:

«Да, ветер есть»[27].

– Очень хорошие стихи, босс, – из зарослей клюквы раздался голос Титуса Шерроу. – Я ведь тоже немного поэт, так что могу судить.

Уилмоту приходилось знакомиться с детскими стихами Титуса, которые тот записывал в школьную тетрадку.

– У тебя, Тайт, бывают довольно милые рифмы, – благосклонно сказал Уилмот. – Очень, очень славные.

Тайт подошел поближе и вытащил из кармана газетную вырезку.

– Редактор газеты посчитал их достаточно хорошими, чтобы напечатать, босс, – сказал он с вежливым укором в голосе. – Не соизволите ли прочитать?

Пораженный, Уилмот прочитал стихи. Они были попросту слезливы и подписаны именем Тайта.

– Поздравляю, – сказал Уилмот. – Уверен, все в округе удивятся и обрадуются, узнав, что среди нас имеется настоящий поэт.

Слова Уилмота прозвучали покровительственно и немного удивленно.

– Я решил бросить юриспруденцию, потому что уверен: мне никогда не преуспеть в этой профессии. Лучше буду поэтом. Потом, зимой, думаю написать книгу, – ответил Тайт.

Уилмот и сам написал роман, который так и не был напечатан. Его охватило чувство уныния и жалости к заносчивому полукровке.

– Будь осторожен, Тайт, – сказал он. – Ты берешься за дело, с которым не справились многие, кто был умнее тебя. Одно дело, когда несколько твоих стишков напечатали в местной газете; совсем другое, когда написанное тобой оказывается под обложкой книги.

– Босс.

– Да, Тайт?

– Мне на роду написано преуспеть.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, во-первых, когда я учился в школе в индейской резервации, я был не только самым симпатичным, но еще и самым способным. Учительница была не так уж и молода, но я вскоре обнаружил, что она в меня влюблена. Она завышала мне оценки, просто не могла ничего с собой поделать.

– Тайт, все сошлось одно к одному, чтобы ты зазнался, но ты не такой уж замечательный, как тебе кажется.

– Я думаю, босс, что вы замечательный, и все эти годы, что мы вместе, я стараюсь быть таким, как вы.

Уилмот удивленно уставился на него.

– Как вы считаете, я в этом преуспел, босс?

– Ну, ты же говоришь, что тебе на роду написано преуспеть.

– Как вы считаете, мы похожи, босс?

– Дело в том, – сказал Уилмот, – что мне на роду написано терпеть неудачи.