Новые записи Ци Се, или о чем не говорил Конфуций

Некий сюцай из Цзычуани, правнук помощника начальника ведомства Гао Нянь-дуна[694], рассказывал, что в молодости, после того как была совершена брачная церемония, он почувствовал такую резкую головную боль, что упал на пол и перестал узнавать людей и понимать происходившее. По прошествии нескольких дней ему стали слышаться какие-то звуки, словно кто-то говорил ему в ухо: «Лэ-лэ». Когда же прошло еще несколько дней, он увидел какую-то маленькую фигурку, похожую на ребенка, ростом чуть побольше одного чи. С этого времени сюцай стал слабеть и худеть, не мог подняться с постели.

Домашние считали, что на него напустили порчу, пригласили мага, но попытки избавить от порчи были безуспешны. Тогда под его изголовьем спрятали меч. Каждый раз, когда больной пробуждался, он видел, что ребенок вылезал из-под постели, бежал к деревянной скамье и прятался под ней. Под скамью поставили медный таз, наполненный водой.

Однажды днем, когда больной только что проснулся, он увидел ребенка и стал размахивать мечом; ребенок упал в воду. Домашние вытащили из таза деревянную фигурку ребенка, одетого в красную одежду; на шее у него был красный шнур, который он тянул обеими руками, словно хотел удавиться. Они сожгли фигурку[695], и наваждение прекратилось.

Потом рассказывали, что в этот день в деревне умер один мастеровой.

Оказалось, что, когда сюцай переселился в дом своего тестя, мастеровой чинил там крышу. Он попросил о чем-то, но получил отказ и наслал порчу; когда же чары разрушили, то мастеровой сам умер.

Однако с тех пор у сюцая стали смещаться кости, и он не мог ходить, поэтому домашние устроили ему беседку в саду.

Однажды случилось так, что, когда маленький слуга привел сюцая в беседку, сюцай послал его в дом принести чай.

У соседа была дочь, молоденькая и красивая, она знала сюцая; дождавшись, когда слуга ушел, она взобралась на стену и заглянула в сад, держа в руках пиалу с чаем. Затем она перелезла через стену, поставила чай на стол и сказала сюцаю\

— Зная, что господину хочется пить, решила услужить ему.

Сюцай, опасаясь, не наваждение ли это, и еще не оправившись от старой болезни, настаивал, чтобы она ушла. Девушка сказала:

— Раз вы это поняли, я должна уйти.

В то же мгновение послышались шаги слуги, и девушка исчезла.

Сюцай повернулся, чтобы поглядеть на пиалу с чаем, стоявшую на столе, — в ней был только один тутовый листок и капелька жидкости.

Впоследствии каждый раз, когда сюцай отдыхал днем или ночью при ярком свете луны, девушка приходила к нему, вела беседу, проявляя при этом ясный ум. С тех пор как заболел, сюцай крепко держал себя в руках, и девушка тоже не проявляла слишком большой фамильярности.

В течение дня ее внешность и манеры, рост и фигура могли меняться по ее желанию, поэтому сюцай не мог не подозревать, [что она — оборотень], но в то же время радовался беседам и дружбе с ней и больше уже не допытывался, откуда она взялась. Следов ее прихода и ухода никто не замечал, только с ее появлением поднимался холодный ветер.

Однажды сюцаю приснилось, что он слился в любовной радости со своей женой. Проснувшись, он увидел ту девушку. Он понял, что это химера, созданная ее чарами, хотел насильно оставить ее у себя. Но девушка вдруг схватила свою одежду, спрыгнула с постели и с хохотом убежала. Одежда ее была как бумага, и шуршала она, как шелест ветра.

Впоследствии, когда сюцай овладел приемами укрепляющей гимнастики, девушка перестала приходить.

(920.) ГРОМ УБИВАЕТ ДВУХ ЖЕНЩИН И ВОСКРЕШАЕТ РЕБЕНКА

В одной деревне в уезде Аньдун женщина родила сына. Повивальная бабка по ее просьбе осталась с ней на ночь и ушла только утром. Муж женщины в это время отсутствовал. Вернувшись домой, он очень обрадовался рождению сына и решил устроить благодарственное жертвоприношение духам. Пошарив в подушке, он удивленно сказал:

— Я спрятал сюда четыре слитка серебра, никто об этом не знал, куда же они могли деться?

Жена тоже удивилась:

— Может быть, повивальная бабка, ночевавшая у меня вчера, могла нащупать слитки в подушке?

Муж отправился к повивальной бабке и предложил ей половину [пропавшего] серебра за услуги, с тем чтобы два слитка она вернула ему для жертвоприношения. Повивальная бабка даже в лице изменилась от злости. Осыпая его проклятиями и бранью, она кричала:

— Я приняла в твоем доме роды, а теперь ты облыжно винишь меня в воровстве! За это твой сын непременно умрет! Если же я украла твое серебро, пусть гром убьет меня!

Она бранилась без умолку, и муж роженицы, который начал думать, что ошибся, больше не осмеливался настаивать, чтобы она вернула ему серебро.

Через три дня он пришел снова и просил, чтобы повивальная бабка выкупала его сына. Бабка не пошла, но послала свою дочь. В эту ночь младенец действительно умер.

Муж и жена, заливаясь слезами, положили ребенка в деревянный ящик и похоронили его на пустоши. Все говорили: «Слова бабки сбылись».