Новые записи Ци Се, или о чем не говорил Конфуций

В рассказе Цзи Юня № 154 (Юань Мэй, № 875) Юань Мэй последовательно снимает психологические подробности в описании внутреннего состояния духа мертвого, который не может забыть жену и ребенка и приходит в полное отчаяние, узнав о решении жены вновь выйти замуж. Не ограничиваясь этими операциями с текстом, Юань Мэй снимает всю концовку, содержавшую двойное назидание (реакцию другой молодой вдовы на рассказ о том, что произошло с покойным мужем ее соседки, и авторскую сентенцию), и тем самым как бы дискредитирует моралистическую концепцию Цзи Юня, лишенную для него всякого интереса.

Еще большие изменения в текст Цзи Юня внесены Юань Мэем в рассказе № 873 (см. перевод); объединив в нем два рассказа Цзи Юня (№ 114 и 118), Юань Мэй дал свою концовку, причем, если Цзи Юнь, по существу, уклоняется от окончательной оценки описываемых им ситуаций, концовка Юань Мэя (составляющая вообще исключение в его рассказах) носит не морализующий, а эмоциональный характер.

Различие установок и целей Юань Мэя и Цзи Юня, наглядно демонстрируемое даже выбранным Юань Мэем способом цитации (не говоря уже о его собственных рассказах в сопоставлении с произведениями Цзи Юня), определяет разную степень авторского вмешательства в рассказ, разное соотношение повествования и «морали» в произведениях двух этих писателей.

Если в коллекции Цзи Юня дидактические произведения составляют 42% всего материала, то в коллекции Юань Мэя процент дидактики значительно ниже (27,31). При этом необходимо учитывать, что выделение дидактических произведений из корпуса коллекции «Новые [записи] Ци Се» гораздо более условно и произвольно, чем из сборников Цзи Юня, так как многие рассказы Цзи Юня содержат морализующие концовки, авторские назидания[209]; у Юань Мэя же нравственный урок, который может извлечь из повествования читатель, заключен в самом сюжете и не бросается в глаза, видимо не являясь существенным в рассказе для его автора.

В рассказах Цзи Юня сверхъестественные персонажи выполняют определенные, устойчивые функции, верша суд над поступками людей, карая дурных, вознаграждая хороших. Сравнение двух рассказов (Цзи Юнь, № 10 и Юань Мэй, № 995), написанных на одну и ту же тему, подтверждает наблюдение о том, что у Цзи Юня сверхъестественные силы постоянно следят за поведением людей, от них никуда не укроешься, и если сами люди (соседи, чиновники) не могут или не хотят реагировать на добрые или злые поступки человека, то есть всевидящие и всезнающие силы, от суда которых человеку никуда не уйти. В рассказе Цзи Юня Яньло-ван, холодно и насмешливо принявший крупного сановника, который всю жизнь думал только о самом себе, выказывает необычайное уважение простой деревенской старухе, потому что эта старуха за всю свою жизнь «никому не причинила вреда ради личной выгоды, а ведь корысть движет всеми, даже мудрецами и вельможами». Рассказ кончается нравоучением автора: «Как бы ни была темна и неясна душа человека, духи и бесы в ней все углядят; и мудрецу, если он думает лишь о своей личной выгоде, не избежать наказания. И разве не верно то, что говорится в „Поучении правителю“!»[210].

А в «Поучении правителю» («Книга песен», III, 3, 2) сказано: «Будь же таким и тогда, как заходишь в покой; /Перед отверстием в крыше своей не красней, / Не говори, что не видно, каков ты под ней, / И что никто за тобой не следит»[211]. Ссылкой на эти слова Цзи Юнь как бы говорит: в месте, где человеку кажется, что его никто не видит, он должен вести себя так, словно за ним непрестанно следят сверхъестественные силы, контролирующие его поведение. Эта точка зрения была вообще широко распространена в старом Китае. Так, например, даосский патриарх Ли Чан-лин (ум. в 1108 г.) писал, что за действиями и мыслями людей постоянно следят духи извне и внутри самих людей (сань ши шэнь — три духа тела, живущих внутри человека), сообщающие Небу о проступках человека; то же делает и бог домашнего очага (Цзао-ван) в последний день каждого месяца[212].

В рассказе Юань Мэя ситуация аналогична изображаемой Цзи Юнем: человек попадает в царство мертвых и с удивлением видит, что Яньло-ван награждает прекрасным новым рождением двух его соседок, которых он знал одну как развратницу, другую как лицемерку. Чиновник царства мертвых объясняет ему, что одна из этих женщин славится своей добротой, вторая — почтительностью к старшим (таким образом, эти качества в глазах судьи царства мертвых перевешивают распутство и лицемерие). Очень знаменательна фраза, которой чиновник царства мертвых завершает свое разъяснение: «Яньло-ван величествен и прямодушен. Неужели же он опустится до того, чтобы прятаться под кроватями людей и подглядывать за ними, когда они находятся у себя дома?» Создается впечатление, что эта фраза непосредственно полемизирует с традиционной установкой Цзи Юня и прямо направлена против того его рассказа, о котором шла речь.