«Можно мне?» — спросил я, протянув руку за гитарой. «А ты умеешь?» — «Я попробую». Все, кто был в комнате, с интересом уставились на меня, а я начал настраивать гитару. «Кстати, основоположником экзистенциализма считается датский философ Серен Кьеркегор, а вовсе не Сартр или Камю, как кто-то из вас заметил, — говорил я, подтягивая струны. — И как литературное течение экзистенциализм вовсе не умер, а живет и развивается. Почитайте, к примеру, нашу современницу Айрис Мердок. Конечно, если вы в достаточной мере владеете английским. Мне больше всего нравится ее роман «The Flight from the Enchanter». А пару лет назад вышел новый — «The Black Prince», тоже сильная вещь». В комнате на мгновение повисла гробовая тишина, но к тому моменту гитара была уже настроена, и я, продолжая тему «Битлз», запел «Girl».
Потом без паузы перешел к африканской музыке, спев песню на языке суахили, который изучал в институте. Именно с этой песней год назад я стал лауреатом конкурса университетской самодеятельности. Закончил я свою короткую программу песней про любовь из репертуара Татьяны и Сергея Никитиных.
Глаза присутствовавших в комнате девушек потеплели, ко всем начал потихоньку возвращаться дар речи. «Вы кто?» — спросил меня розовощекий. «Я студент третьего курса Института стран Азии и Африки, — второй раз за этот день представился я и направился к двери. — До свиданья, салаги! Спасибо за угощение».
Марк Гарбер. Кровь на снегу
Мои отношения со спортом складывались как-то нейтрально: я вместе со всеми бегал, прыгал, сдавал какие-то нормы, но это были весьма формальные физкультурные успехи в рамках школьной программы. Один раз в школу пришел тренер по волейболу и сказал, что первые пять человек в шеренге могут прийти на пробные занятия. В тот день я был дежурным и стоял первым, и, не будучи исполином, тем не менее решил воспользоваться уловкой и пошел на волейбол. Глянув на меня, тренер сразу осознал свою ошибку, и мне даже не дали подержать мяч.
Мой папа любил популярный тогда конькобежный спорт и купил мне настоящие беговые коньки. Мы ходили на стадион «Торпедо», который теперь назван в честь великого футболиста Эдуарда Стрельцова, а тогда был просто «Торпедо», и зимними вечерами мы катались по залитой льдом беговой дорожке, обрамлявшей футбольное поле.
Не все получалось, и проходить виражи, забрасывая одну ногу за другую и держа при этом руки за спиной, я так и не научился, но ощущение морозного воздуха и залитого светом прожекторов стадиона осталось на всю жизнь.
Мы, как и все, играли в футбол, где могли, в хоккей (преимущественно без коньков) и постоянно дрались, поскольку это был главный спорт мест моего рождения и обитания — Пролетарского района города Москвы.
Уже в институте стало страшно модно заниматься карате. Это была настоящая эпидемия. Шились кимоно, в школьных спортзалах арендовалось время, и самоназначенные сэнсэи проводили занятия, порой сами не очень понимая, что преподают. Ходили невероятные рассказы про знаменитого Алексея Штурмина и его учеников, про необыкновенные случаи в темных переулках, и было важно продемонстрировать набитые в сплошную мозоль костяшки кулака, который назывался «кентос». Это увлечение быстро прошло, как только карате запретили. Ходили слухи, что многих посадили в тюрьму, что частично имело место, но в условиях советского контроля заниматься было уже небезопасно, хотя отдельные фанаты и продолжали нелегальные тренировки, вызывая трепетный восторг окружающих.
И вот начинавшийся олимпийский, 1980 год не только подарил мне знакомство со спортом, который я полюбил, но и дал прикоснуться к спорту высоких достижений.
Мы с моим институтским товарищем собрались поехать в Армению, в легендарный Цахкадзор, где находилась база подготовки олимпийцев. Ехали мы в дом отдыха на студенческие каникулы и собирались попробовать себя в горных лыжах.