По голове ударили долетевшие лыжи, я лежал ничком на снегу, наблюдая, как на нем расплывается красное пятно. Пошевелив конечностями, я не без радости обнаружил, что в общем цел. Кровь лилась из пореза на лице — еще одним не предоставленным мне реквизитом были очки. Их я позаимствовал у приятеля; очки были фирменными, но вместо давно разбившегося стекла в них была вставлена самодельная целлулоидная пластинка, которая, треснув, ранила щеку.
Потери были минимальные: порез на щеке. Пока ко мне бежали люди, план был готов: я получил травму и кататься уже не смогу. Это спасало мою репутацию и позволяло носить заветный костюм.
Я хромал, точнее прихрамывал, порою забывая, на какую ногу.
Остаток отдыха я восседал в том самом ресторане на солнце в компании восхитительных поклонниц горных лыж.
С тех пор прошло немало времени, я в меру возможностей научился ездить на горных лыжах и побывал на разных горнолыжных курортах, но мой по-настоящему олимпийский старт восьмидесятого года остался самой яркой страницей в моей спортивной биографии.
Сергей Гармаш. Благодарный
Двухлетняя Берта почти все время плакала. По мере приближения к линии фронта это становилось все более опасным. А ее надо было перейти во что бы то ни стало — иначе 270 евреям, в числе которых было 35 детей в возрасте от 2 до 15 лет, было не выжить. Они были единственными из пяти тысяч человек, уцелевшими после зачистки фашистами еврейского местечка Долгиново, расположенного неподалеку от Минска. Отряду партизан, к которому прибились беженцы в 1942-м, евреи были смертельной обузой: в силу объективных обстоятельств военные были не в состоянии их защитить и прокормить. Дорога жизни в этой ситуации была одна — полторы тысячи километров по лесам и болотам, ночью, короткими марш-бросками, через линию фронта, к своим. Но девочка Берта все время очень громко плакала от страха. И это ставило под угрозу жизнь всего отряда, совершавшего беспрецедентный поход.
Понимая смертельность риска, сойдя с ума от укоризненных взглядов и возгласов окружающих, совершенно отчаявшись, родители приняли решение утопить свою дочь. У реки отец с матерью несколько раз передавали девочку друг другу. Никто из них никак не мог решиться на убийство. Тем более после того, как все осознавшая Берта тихо пробормотала на идише: «Я хочу жить». Тогда ребенка выхватил красноармеец Николай Киселев, успокоил его и нес на своих руках до самого конца похода, продолжавшегося несколько месяцев. Политрук Николай Киселев — член партизанского отряда «Месть», которому командование поручило сопроводить группу еврейских беженцев. От этого смертельного поручения до него отказались двое других партизан. А он пошел. И Берта Кремер выжила. Воспитывает сейчас в Нью-Йорке внуков. Живы и еще 13 человек из так называемого «списка Киселева». В Израиле членов их семей называют «детьми Киселева», их сейчас уже более двух тысяч человек.
Сам Николай Яковлевич обо всем этом никогда никому не рассказывал. До самой своей смерти в 1974-м. Возможно, из скромности. А может, просто помнил, как после завершения операции его сразу арестовали свои по подозрению в дезертирстве. И лишь ходатайства спасенных им евреев уберегли его от расстрела.
О подвиге политрука, выведшего осенью 1942-го с оккупированной территории 218 еврейских беженцев, стало известно совсем недавно. И, по сути, случайно. Директор Музея истории и культуры евреев Беларуси Инна Герасимова, работая в Национальном архиве, обнаружила письмо времен войны, адресованное Первому секретарю ЦК КП Белоруссии. В нем, так и не дошедшем до адресата, и была изложена история переправки через линию фронта евреев, бежавших из гетто. Через какое-то время Герасимова нашла живых свидетелей благородного подвига русского Моисея. И тогда в Израиле Николаю Киселеву посмертно присвоили звание «Праведник народов мира» и поставили памятник. А 9 мая 2014 года именем Киселева назван сквер на Новом Арбате.