Новый Белкин (сборник)

Далее речь пойдет как раз о двух такого рода произведениях и двух примерно такого возраста авторах и героях[12]. По поводу анализируемого ниже романа Натана Дубовицкого Дмитрий Травин рассуждает: красной нитью через весь роман проходит не столько мысль, сколько ощущение, переживание того, «насколько прекрасна жизнь, и как глупо было бы ею не пользоваться. Если это считать только мыслью, то в ней вряд ли можно найти что-то оригинальное. Но совсем иное дело, если это личное переживание человека, родившегося в совке, где «речка при деревне была мелкая и рыба в ней была мелкая. Помидоры в огороде мелкие, полузеленые. Лук горький, яблоки кислые, скудость и скука кругом неизбывные. Свет от жилья бедный, избушечный» <...>. Совсем иное дело получается, если семидесятник, полагавший к моменту своего двадцатилетия, что жить ему придется до гробовой доски в огромной державе с большими амбициями и мелкими помидорами, вдруг к моменту тридцатилетия обнаруживает себя в обществе потребления, где за большие деньги приобретаются и большие помидоры, и большие дома и даже большие властные полномочия. Жизнь вдруг поворачивается к семидесятнику лицом <...> Семидесятник прекрасно осознает, что в этой жизни существуют несправедливость, насилие и косность, но он не станет с ними бороться, поскольку в том мире, из которого мы вышли, эти качества заполоняли абсолютно все, тогда как в этом еще остается место для многого другого. И это другое столь притягательно, что ради него можно мириться с несовершенствами.

Вообще-то в мировой литературе есть герои, размышляющие о Боге, о добре и зле, о смысле жизни, о том, что останется на земле после них. Но это все не для семидесятника, родившегося в совке. К началу 90-х гг. он достаточно молод, чтобы наслаждаться жизнью и ее недавно еще запретными плодами. Но в то же время он уже достаточно зрел, чтоб понимать: все прелести жизни отнюдь не гарантированы этой самой жизнью; при ином ходе событий они запросто могли бы пройти мимо него.

Ну, и какой тут может быть Бог? Лишь тот, в которого верят люди, держащие в руках доллар (in god we trust). Ну и какая тут может быть диалектика добра и зла? Бабло побеждает зло – вот и вся философия. Ну и какой тут может быть смысл жизни? Лишь один: прожить ее так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно растраченные бабки<...>

Сегодня у нас много принято говорить об ответственности элиты и о гражданском обществе. Но эти понятия – не для семидесятника. Поскольку и ответственность элиты, и гражданское общество предполагают признание высших ценностей в сравнении с простым наслаждением жизнью. Они предполагают, что наслаждение это не является достаточным без понимания, зачем существуют те тело и душа, которые ты ублажаешь. Но для человека, который родился в совке и выбрался из него еще сравнительно молодым, тело вместе с душой существуют именно для ублажения и ни для чего больше. <...> наиболее успешные наши семидесятники – те, которые руководят сегодня страной, а также те, которые управляют сегодня российской экономикой, и те, которые владеют сегодня думами миллионов, – в наибольшей степени обладают поколенческими чертами.

Без этого они ничем не руководили бы, не управляли и не владели. Без этого они не оказались бы сегодня околоруля и околорубля, что, по большому счету, пожалуй, одно и то же. Бескорыстная любовь к жизни предполагает в представлении семидесятника бескорыстную любовь к рублю, поскольку именно на него можно купить ту прекрасную жизнь, которая является ценностью сама по себе. А бескорыстная любовь к рублю предполагает бескорыстную любовь к рулю, поскольку – так уж сложилась наша прекрасная жизнь – лишь с помощью руля можно вырулить к рублю и, следовательно, к полноценной, наполненной жизни, столь непохожей на убогое прозябание молодости, проведенной в совке.

Некоторые называют это цинизмом. Но настоящий семидесятник не понимает смысла данного слова»[13].

3. Натан Дубовицкий как маска из закулисья

Роман Натана Дубовицкого «Околоноля»[14] произвел немалый шум. Правда, природа этого шума не до конца ясна. Возможно, суть дела в окололитературной, а скорее даже в придворной интриге, на которую во вводке намекнул уже издатель, главный редактор довольно странного журнала «Русский пионер» и просвещенный либерал-колумнист Андрей Колесников. Якобы роман написал один из колумнистов этого самого «Русского пионера», который на этот раз решил выступить под псевдонимом.