Новый директор

— Как-то очень давно я прочитал в «Правде» заметку приблизительно такого содержания: «В ответ на наш фельетон «Плохой буфет» на станции такой-то, редакция получила из управления железной дороги письмо. Помещаем его без комментариев: «Комиссия проверила на месте работу буфета. Все факты подтвердились. Меры приняты. Буфет закрыт…» Вы понимаете, — продолжал Константин Семенович, когда Клим перестал смеяться, — что подобный метод работы нам не подходит. Если появилось много «диких», как вы говорите, то нужно их не выгонять, а организовывать. То есть исправлять то, что делает их дикими. Контроль за приходящими, конечно, нужен, но все ученики, все до единого, являются полноправными хозяевами своей школы. Это не только красивые слова. Так оно есть и так будет… Хорошенько подумайте, Клим!

— Я думаю, Константин Семенович.

— Палочный метод, так сказать, дубинка — это самый примитивный метод. Дубинкой орудуют те, кто иначе не может. Мозгов не хватает. А я более высокого мнения о вас. Вы можете совсем по-другому наводить и поддерживать порядок: умно, просто, тонко и даже весело…

То, что Константин Семенович не приказывал, а разговаривал, как равный с равным, так восхищало юношу, что он готов был улыбаться даже тогда, когда для этого вовсе не было причин. Так и сейчас, как он ни крепился, а засмеялся и спросил:

— Значит, «дубинку» долой?

— Почему долой? — огорошил его директор. — Нет, я думаю, что иногда и «дубинка» пригодится. Мало ли какие случаи могут быть в нашей жизни! Чувство меры — великое чувство…

Договорить не удалось. В дверях, предварительно постучав, появилась учительница химии.

— Извините, пожалуйста! Я помешала? — бойко спросила Лизунова, посмотрев на юношу.

Клим в свою очередь вопросительно взглянул на директора.

— Нет. Я уже всё сказал, — ответил Константин Семенович, поднимаясь. — Идите… Вы ко мне, товарищ Лизунова? Я не ошибаюсь, вы Лизунова?

— Совершенно верно! — заулыбалась учительница, проводив взглядом школьника. — Здравствуйте, Константин Семенович! Позвольте от всей души приветствовать вас и выразить свое восхищение вашей деятельностью!

— Какой деятельностью? Никакой деятельности еще нет.

— Ах, какая скромность! Но я сама, своими глазами видела, что у нас делается… Ученики строят спортивную площадку, наверху красят парты, прибирают в столовой и вообще… под вашим руководством… — Она остановилась, перевела дух и с новой силой восторженно продолжала: — Общественно полезный труд под вашим руководством сыграет решающую роль в деле воспитания подрастающего поколения. Указания партии и правительства о политехнизации учебно-воспитательной работы обязывают нас, педагогов…

Этот набор штампованных фраз Константин Семенович почти не слушал. Он внимательно смотрел на говорившую, и в памяти его встал образ другой учительницы… У Лизуновой были такие же тонкие губы, острый носик, покрытое мелкими морщинками, словно высыхающее лицо, и даже странная прическа походила чем-то на прическу Лидии Андреевны Орешкиной — сплетницы, с которой ему когда-то пришлось иметь дело.

— Марина Федотовна прекрасной, изумительной души человек, — говорила Лизунова. — Я искренне, и горячо любила ее, но… как директор, как руководитель такого большого коллектива, она безусловно не справлялась, Я искренне желала ей добра…

Константин Семенович видел шевелившиеся губы учительницы, но слов не понимал, словно смотрел немое кино. Он думал о другом… Месяца полтора тому назад, вернувшись домой с работы, он узнал, что к нему заходила одна из бывших его учениц — Иванова. Не дождавшись, она ушла, оставив свой телефон. Тогда было некогда, и кроме того, мало ли учениц с такой фамилией учились в школе… И вдруг сейчас он вспомнил об этой Ивановой.

«Да ведь это, наверно, была Катя из школы имени Ушинского, — догадался он. — Выпускница сорок восьмого года. Первого послевоенного года его педагогической работы. Катюша Иванова, комсорг и руководитель воспитательной тройки, верный помощник учителя химии. Она как будто поступила в институт, а потом…»

— А почему вы стоите? — спохватился Константин Семенович. — Садитесь, пожалуйста.

Лизунова села и, по-прежнему улыбаясь, продолжала. Молчание директора ее поощряло:

— Я всегда держала ее в курсе всех дел. Директор школы должен иметь глаза и уши…

Константин Семенович насторожился, хотя в голове по-прежнему бродила мысль: «Где же телефон Ивановой?»…

— Среди учителей… — вкрадчиво закончила фразу Лизунова. — Уверяю вас, Константин Семенович, что учителя не святые. Это очень сложные люди. Часто они говорят совсем не то, что думают… А что они делают, когда их не видит руководитель?.. Уму непостижимо!

— Зачем вы говорите мне об этом? — холодно спросил Константин Семенович.

— Если вы хотите знать, чем занимаются ваши подчиненные…